Женевьева Когман - Невидимая библиотека

Теперь ей предстояло наименовать и описать саму себя .

Подобные поступки Библиотекарям приходилось совершать не часто. Разумеется, сломав, например, левую ногу, можно было попробовать сказать нечто вроде: моя левая tibia на деле не сломана, а совершенно цела.Но дело в том, что этим словам повиновалась большая бедренная кость, а мышечная ткань оставалась разорванной, а рана открытой. И даже тот, кто мог назвать все ткани тела, нуждающиеся в починке, мог получить на выходе частично залеченную рану, но все равно доставлявшую больше неудобств, чем в том случае, если дать ей зажить естественным образом. Некоторые Библиотекари все же достигали такого уровня знаний и были очень востребованы, но Ирэн к их числу не относилась.

Однако личность, и тем более Библиотекаря, можно было назвать и описать как единое существо. На ней лежала печать Библиотеки, ее имя было произнесено на Языке. Если она выразит эту связь с должной силой, с должной точностью, тогда в ее теле не останется места для сил хаоса. Избавившись от них, она сумеет полностью восстановить свои силы.

Она никогда не пробовала сделать ничего подобного. Но с другой стороны, ей еще не приходилось переживать подобный уровень заражения. Только приближение неизбежной смерти могло заставить ее вступить в игру с этими опасными, не опробованными, теоретическими методиками, в противном случае она могла бы обратиться к ним и раньше. Жизнь ее и так была полна испытаний.

И прежде чем потерять самообладание, Ирэн едва слышно, одними губами, произнесла слова Языка:

– Мое имя Ирэн. Я – Библиотекарь. Я служу Библиотеке.

Печать вспыхнула огнем на ее спине, она постаралась вложить в эти слова всю свою волю. И, тем не менее, ей показалось, что боль где-то далеко, и она может отбросить ее еще дальше, даже может заставить ее исчезнуть. В момент внезапного прозрения, она почувствовала, что это приведет к катастрофе. Она чувствовала, что в ней идет борьба. Она не могла позволить себе отринуть эту боль. Ее следовало принять.

Но ей было больно . Ирэн услышала, как пресеклось ее дыхание, странные звуки звенели в ушах.

– Ирэн? – встревоженно окликнул ее Кай. Сгустившийся мрак не позволил ей увидеть его.

Неудержимым порывом, словно во время рвоты, когда тело извергает испорченную пищу, сила хаоса потекла из нее. Ирэн попыталась не вспоминать о недавнем угощении (лососина, устрицы, крабы, суп, креветки под соусом) и не сумела этого сделать. Сила хаоса текла из ее руки, вскипая на пальцах волнами бурливших в воздухе теней… и подобно всякой живой твари, искала укрытие.

Наконец она бросилась к окну, молнией метнувшись сквозь разделяющий их узкий промежуток, и ударила прямо в стекло. Ирэн хватило времени только на то, чтобы подумать, успеет ли она отвернуться от окна, когда оно лопнет.

Взорвалось не только стекло.

Рассыпался весь экипаж. Сперва вдребезги разлетелось стекло, потом, как плохо склеенная коробка, распался сам кэб. Ирэн едва успела ощутить прикосновение осколков к руке, когда на нее, словно молот, обрушилась вода. И тут, как ни странно это было в полной темноте, она увидела лицо Кая, полное странной решимости. Губы его шевелились, он что-то говорил…

Прошло несколько секунд отчаянной паники, и она вдруг поняла, что может дышать. Все трое плыли у дна реки, подхваченные длинным рукавом темной воды, образовавшим гибкий и изменчивый, видимый поток, отделившийся от остального течения и казавшийся даже чище. Где-то позади обломки кэба погружались в облако поднявшейся со дна мути. Наверху, над поверхностью воды, нечеткими бело-оранжевыми шарами светили уличные фонари. Кай плыл рядом с ней и Вейлом. Он что-то говорил, однако вода наполняла уши Ирэн, и она не слышала его.

Потянув ее за рукав, Вейл произнес, должно быть, нечто вроде: «Что происходит, мисс Винтер?»

Ирэн постаралась убедить себя, что с ней все хорошо, и он тоже чувствует себя хорошо, раз называет ее «мисс Винтер». Она постаралась пожать плечами, настолько убедительно, насколько могла это сделать. «Все в порядке», – одними губами произнесла она.

Вейл, кажется, ей не поверил, и напрасно, поскольку теперь она была уверена в том, что все снова под контролем. По крайней мере, утонуть им не грозит.

Нет, истинная проблема лежала теперь в совершенно другой области. Теперь она была абсолютно уверена в том, что представляет собой Кай. Речной дух мог превратиться в воду, чтобы спасти их, и какой-нибудь другой дух природных стихий мог силой или уговорами заставить реку помочь им, однако из всех живых созданий лишь одно существо могло отдавать приказы реке.

Кай оказался драконом. И что она теперь должна с этим делать?

Он решил раскрыть себя, чтобы спасти их. Не себя: сам-то он превосходно позаботился бы о себе. Ее и Вейла. Со стороны Кая это было явным проявлением приязни, что заставляло ее беспокоиться о том, сумеет ли она ответить на нее. Она не любила проявлять привязанность к другим людям. Они могла этим… злоупотребить.

Клубящийся поток свернул к противоположному берегу, а потом, вздыбившись аркой темной воды, оставил их на причале, словно выбросил плывущую ветку. Пара нищих, гревших руки над костерком, ошарашенно смотрела на них после того, как вода схлынула обратно в реку. Одна струя еще стояла над водой, чуть склоняясь к Каю. Она вовсе не напоминала водяного змея: голова этого создания была похожа и на человеческую, и на драконью (да-да, опять). В ней было и нечто от льва, влажную гриву которого оплетали водоросли и пачкала грязь. Глаза, желтые, как фонари в тумане, горели под густыми бровями.

Дух этот был грязен как сама река, из его тела торчали обломки мусора, по нему текли струйки грязи. Тяжелый запах нефти и водорослей исходил от него.

Стоявший перед ним Кай чуть наклонил голову.

– Ты сослужил мне достойную службу, – проговорил он. – Возвращайся к себе и прими благодарность от меня и моего рода.

Речной дух плавно поклонился дракону, волна прошла по всему его телу, затем выпрямился и обрушился в воду черной струей. Последними под темной водой исчезли его глаза – не закрываясь, а медленно удаляясь.

Шагнув вперед, потрясенный Вейл спросил:

– Что это было? Что вы сделали, сэр? Что это вы принесли в мой Лондон?

Кай повернулся к нему, обнажив зубы, глаза его горели несвойственным человеку синим огнем, столь же свирепым и опасным, как пламя бьющего из-под земли газа.

– Это было сделано по моему приказу, – сказала Ирэн, становясь между ними. Она не могла позволить, чтобы пережитое испытание завершилось криками и перепалкой. Но самое главное, она чувствовала, что из Кая рвется наружу нечто древнее и свирепое: дракон, скрывающийся под человеческой кожей, был очень близок к тому, чтобы вырваться из заточения. Она должна была предотвратить вспышку, вернуть Кая на знакомые ему пути, а заодно предоставить Вейлу мишень, – себя, – на которую тот просто не мог накричать, не растоптав при этом освященные временем традиции приличного поведения.