Филипп Кузен - Антология зарубежного фантастического рассказа [компиляция]

Гордон знал, что он и Анна будут вместе, что она будет взрослеть на его глазах, превращаясь в ту Анну, из писем. А когда через свою дверь во времени проникнет в их будущее Мерсер, он по-прежнему будет любить Анну, и ждать ее, и помогать справляться с болью после страшной утраты.

Рик кашлянул, и Гордон, отпустив дверной косяк, шагнул в студию. Анна заметила его и, уже не в силах сосредоточиться на работе, подняла взгляд. Глаза у нее были темно-голубые.

— Здравствуй, Анна.

Перевел с английского А. Игорев

Дорогие читатели!

Наша рубрика еще, в сущности, не началась (сейчас, когда я лишу это письмо, за окном декабрь), а ваши письма уже идут и идут. В них в основном просьбы. Опубликовать классиков — К. Саймака, П. Андерсона, Р. Силверберга, У. Ле Гунн. «Новую волну» — X. Эллисона, Дж. Балларда, Б. Олдисса. Поколение 80-х — У. Гибсона, О. С. Карда, Л. Шепарда, Д. Брина… Отрадно, конечно, что наши читатели хорошо знают американскую фантастику (как опубликованную, так и не переведенную еще на русский язык), но мы-то — «Вокруг света». Всемирная география научной фантастики для нас очень важна. И потом, не будем забывать о предварительных условиях. Наша рубрика, как ни печально, не сможет вместить романы и повести, а из рассказов мы будем выбирать только призеров.

Вряд ли когда-нибудь мы сумеем перечислить все премии по фантастике, существующие в мире. В странах, где НФ популярна, их может быть несколько десятков (главные, частные, местные, национальные, региональные, жанровые, профессиональные, любительские, прочие…), а число этих стран увеличивается с каждым годом.

Для польских фантастов заветной считается ежегодная премия журнала «Фантастика» — популярнейшего издания, выходящего с 1982 года (о других премиях пока умолчим). В 1987 году конкурс проходил всего лишь во второй раз, но он собрал уже огромное количество произведений — общим счетом 1148. Мнение знатоков фантастики и крупных писателей, включенных в состав жюри, было единодушным: первое место — с большим отрывом от остальных — присудить фантасту из Кракова Мареку Хуберату.

Чем же привлек жюри рассказ молодого автора) Да, наверное, тем же, чем он привлечет, надеюсь, и советских читателей. Ведь смотрите: и тема мрачнейшая (мир после ядерной катастрофы), и развязка трагедийная, но совершенно магическим, парадоксальным образом фатальный рассказ об уродливом мире уродливых людей излучает Свет — такова сила истинной человечности.

Горько думать, что еще несколько лет назад в нашей фантастике на «постъядерную» тему было наложено строгое табу. (Ох уж эта атмосфера приказного оптимизма!) Литература словно позаимствовала приемы у известного этнографам ритуала умолчания: неназываемое — не существует. Сколько же печальных, но в высшем смысле гуманистических произведений не дошло до нас!

Лишь мощный удар фильма К. Лолушаиского и В. Рыбакова «Письма мертвого человека» смог опрокинуть безнравственный запрет — зрители, может быть, впервые поняли, сколь нужны сейчас Письма живым! А потом появилась и повесть В. Рыбакова «Первый день спасения» («Даугава», 1986, № 10–12) — в каком-то смысле прообраз, а на деле — послеобраз фильма. Кстати, повесть эта уже вышла отдельной книгой в ФРГ (!). Затем — «Последняя пастораль» А. Адамовича. Табу испарилось… Неназываемое стали называть вслух. И ничего страшного не произошло: война не стала ближе, наоборот, немного придвинулся мир…

Предлагаемый читателю рассказ хочется предварить лишь одной мудрой метафорой, высказанной когда-то Пабло Нерудой: «…надо сесть на закраину тьмы и терпеливо удить упавший туда свет». Марек Хуберат словно бы следует этому совету.

Виталий БАБЕНКО, ведущий рубрики

На полу виднелся ряд светлых пятен. Снорг любил наблюдать, как они медленно перемещаются по матовой поверхности. Он давно уже обнаружил, что свет проникает сквозь небольшие отверстия на потолке. Сноргу было приятно лежать на полу, греясь под этими теплыми лучами. Он попробовал шевельнуть руками, но тут же свалился с постели.

— Дате… — прошипел он, не разжимая зубов. Одеревеневшие челюсти не слушались его.

— Дааагс…

Один из Дагсов оторвался от экрана визора. Он среагировал скорее на шум падения, чем на голос Снорга. Опираясь на руки, Дагс в несколько прыжков добрался до Снорга и влепил ему крепкую затрещину. У Дагсов были очень сильные руки, и оба они почти не пользовались недоразвитыми ногами.

— Вле… вле… — пробормотал Дагс и энергично задвигал плечами, объясняя, что Снорг скоро сможет шевелить руками. Второй Дагс тоже подполз и изо всех сил дернул Снорга за волосы. Было ужасно больно, но именно это радовало больше всего.

«Голова… голова… — билось у Снорга под черепом, — Хорошо… это хорошо».

— Тавегнер!.. Рассказать тебе сказку? — раздался вдруг голос Пекки. Снорга всегда удивлял его выговор. Вот и сейчас он ясно слышал каждое слово, хотя отсутствие ушных раковин ограничивало слуховые возможности Снорга.

Ответом на слова Пекки было громкое бульканье. Тавегнер всегда лежал неподвижно и лишь бульканьем давал о себе знать. Но если бы он встал, то наверняка оказался бы выше всех, даже выше Тиб и Аспе. Тиб всегда стояла и только поэтому была самой высокой.

«Может быть, и я оказался бы выше Тиб, если бы встал», — подумал Снорг. Он радовался, что ощущает сегодня всю голову, и считал, что обязан этим Дагсам, ежедневно оказывавшим ему маленькие услуги.

— Пекки, заткнись! — крикнула Моози. — Потом будешь рассказывать… сейчас я пою…

Ладони Снорга ничего не чувствовали, однако двигались все-таки по его воле. Снорг сорвал с себя путаницу проводов и трубок, сильно ущипнул свое плечо, но боли не было.

«Хорошо хоть руки двигаются», — подумал Снорг. Он осмотрел раны и ссадины на теле. Большинство уже заживало, зато прибавились две новые царапины: это когда он свалился с постели. Телесные повреждения были кошмаром Снорга. Минутная рассеянность, неуклюжее прикосновение к мебели — и он рвал на себе кожу, даже не замечая этого. Снорг всегда боялся, что не заметит вовремя ранку, и тогда начнется заражение. Он подполз к визору. Рядом неподвижно стояла Тиб, а один из Дагсов старался снизу стянуть с нее рубашку.

«Кто ее одевает?..» — подумал Снорг. Каждый день Дагсы проделывали одно и то же, и каждый день с утра Тиб была снова одета.

Тиб всегда казалась Сноргу очень большой, ведь он смотрел на нее только с пола. Сноргу ужасно хотелось когда-нибудь поговорить с Тиб. Она была единственной в Комнате, с кем ему никак не удавалось установить контакт. Даже от Тавегнера, который лежал неподвижно, как огромный кусок мяса, и не мог вымолвить ни слова, можно было узнать много интересного. Тавегнер занимал почти половину Комнаты, и все долго считали, что он такой же молчальник, как и Тиб. Только Пекки догадался, как можно с ним общаться. Сначала Дагсы обнаружили, что Тавегнер реагирует на прикосновение, так как они очень любили сидеть на его теплом и мягком теле. А Пекки вообще был очень мудрый. Вот он и придумал, чтобы Тавегнер булькал «да» на нужной букве алфавита, а если же хочет закончить слово, то еще два бульканья в придачу.