Виктор Адаменко - На последней странице

— Я так хочу этого, Тиб! Но у меня жуткие предчувствия… Мой номер в очереди — 409846. Это значит, ждать больше года…

И потом… Всего месяц, как ты вошел в кабину телепортация, а уже изменился. И голос неровный ‘И назвал Мики малышом, хотя всегда звал Человечком… Мне страшно, Тиб!..

Осечка! Надо быть осторожнее. В нашей работе срывы недопустимы: хуже нет, чем посеять в людях недоверие к ТП.

— Успокойся, Гетти! Все будет хорошо. Какие новости?

— Не новости, а Сплошной кошмар! Цены растут с убийственной скоростью. Чтобы поговорить с тобой, я весь этот месяц отказывала себе и Мики буквально во всем, да еще залезла в долги… Жить в Ньюстоне совершенно невыносимо. В воздухе смрад, питьевая вода подается уже не два часа в день, а час… Подумать только, в городе уже двадцать пять миллионов человек! И половина безработные. И так по всей Америке. Драки, убийства, грабежи, погромы… Как хорошо все-таки, что придумали телепортацию и можно безо всяких ракет отправляться на Дальние Рубежи. Люди записываются в Освоители десятками тысяч — как правило, конечно, безработные. А Рубежи все отодвигаются… Поговаривают, что через два-три месяца введут ТП новых направлений — на спутники Урана и Нептуна…

Я с воодушевлением говорю о Рубежах, голосом Тиба Слайта расписываю трудности и надежды Тиба Слайта, отправленного на Титан, а сам поглядываю в левый верхний угол экрана, где электронные цифры отсчитывают время беседы. Еще 45 секунд — и все: пятиминутный разговор стоимостью две тысячи долларов закончится. Можно будет выскочить в комнату отдыха и на полчаса расслабиться. Все-таки у операторов очень напряженная работа. За какие-то мгновения вживаться в образ совершенно незнакомого человека, говорить его голосом, вспоминать его памятью, мыслить его мыслями. И еще эта проклятая, секретность! Не дай бог проговориться — хотя бы и в бреду, — что никакой телепортации не существует, что Дальние Рубежи — это страшная сказка. Опомниться не успеешь, как сам окажешься в ТП-кабине. И безо всякой очереди.

Я, конечно, по долгу операторской Службы обязан многое знать и многое понимать. Не понимаю я одного: как же все-таки устроены ТП-кабины? Ведь там люди на самом деле исчезают без следа…

Однажды летом Жану-Жюльену довелось увидеть редкое зрелище. На одной из станций, через которую он проезжал, паровоз выпустил из трубы большое кольцо дыма. Это великолепное белое кольцо, диаметром в три метра, с ясно очерченными контурами, поднялось прямо в чистое небо и зависло на месте. Жан-Жюльен в странном волнении вскочил и высунулся из окна вагона.

— Посмотрите туда! Туда! — закричал он своим попутчикам.

Те удивленно подняли брови, снизошли до мимолетного взгляда в окно и опять погрузились в чтение газет. Жан-Жюльен был удручен. Никогда еще он не осознавал так отчетливо, до какой степени большинство ему подобных бесчувственно ко всему необычному: они видели лишь то, что следовало видеть.

Он рассказал о происшествии на службе, где над ним и без того подтрунивали, называли фантазером и отсылали к сказкам Перро и братьев Гримм.

Трое его коллег были крайне несхожи. Должность, которую занимал толстый и самодовольный Дюгулен, была настоящей синекурой. Он наслаждался ею и по инерции отметал от себя все, что могло бы потревожить его интеллектуальный или профессиональный покой. Над окладистой рыжей бородой стройного и элегантного Балле красовались очки без оправы. Он не отвергал гипотезу о пришельцах, но воспринимал ее как увлекательную умственную игру, полигон для воображения, и ценность ее была обратно пропорциональна допускаемой вероятности. Рулон же был старичком от рождения: погруженный в афоризмы раб благопристойности, замотанный в кокон праведной жизни и высокой нравственности…

Между ними происходили долгие словесные поединки, полные сарказма, и отголоски высказываний Жана-Жюльена доносились иногда до соседних кабинетов, сея беспокойство. Перефразируя знаменитое выражение: «Я не верю в приведения, но боюсь их», Жан-Жюдьен заявлял: «Я в самом деле не верю, что внеземные цивилизации существуют, но надеюсь, что они есть!»

Конфликт достиг кульминации однажды вечером, когда Жан-Жюльен, собираясь уходить, достал из ящика своего стола книгу об НЛО. Перехваченные им в тот момент взгляды вызвали у него приступ долго сдерживаемого гнева. Ирония, сарказм — пожалуйста, но жалость — уж это нет!

Встав перед коллегами, он обратился к ним приблизительно со следующими словами:

— Ну, господа, если бы за глупость карали смертью, вам не пришлось бы долго ждать наказания! Взгляните же на себя: одеты в готовое платье — у вас и мысли готовые. Из-за таких, как вы, наука движется вперед черепашьими шагами! Вбейте себе в голову: они среди нас! Эльфы и феи, марсиане и внеземные роботы — все те, кому вы отказываете в существовании, но кто лишь терпит ваше… Лишь до поры до времени, господа, лишь до поры до времени…

Он вышел, оставив их в растерянности.

— Не может быть! — выкрикнул Балле. — Вы слышали? Говорить подобные вещи! В наше время!

— А знаете, — подхватил Рулон с горячностью, — знаете, что такие личности опасны? Мечтатели? Конечно, на первых порах они безвредны, но по мере того как повторяют одно и то же, смущают умы, разжигают воображение, их начинают принимать всерьез!

— Еще триста лет назад такие речи привели бы его на костер, — прошептал благодушный Дюгулен. В его голосе слышались нотки сожаления.

Баплр вновь заговорил, открывая окно:

— Да, костры. Хорошее было время. Как только фантазер становился опасным, хоп… Спокойней было. Правда, и теперь многие считают подобных жан-жюльенов чудаками…

— Чудаками! — кисло повторил Дюгулен. — Но ведь кое-кто начинает верить всерьез. Ах, трудные наступили времена! Надо будет доложить об этом…

Перестроив свой механизм обмена веществ, они, как и каждый вечер, полетели втроем по направлению к звезде Сириус, где находилась их штаб-квартира.

Перевела с французского Надежда Нолле

Пусть простит автора читатель за это наукообразное вступление, но без него не обойтись.

Как известно, в кванте расстояния события протекают за промежуток, равный кванту времени. Квант неделим. И это привлекает. Ибо, если сделать невозможное, то сразу возникает полное незнание: как все повернется, когда квант будет расщеплен, а две трети кванта расстояния, положим, втиснутся в одну треть кванта времени. Великая загадка!