Виктор Адаменко - На последней странице

Стол был самый обычный, земной — из дуба, с облупившейся краской на ножках. На присыпанном песком черном дерматине трепыхалась под ветром стопка бумаги, придавленная булыжником. Рядом лежала новенькая шариковая ручка. Коробов повертел ее перед глазами. Увидев четкий Знак качества и клеймо московской фабрики, понюхал зачем-то, а потом черканул по ладони. Линия была фиолетового цвета. Коробов уселся на стул, стоявший рядом, и, зажмурясь, ухватился за голову. Голова кружилась. Захотелось домой. И тут за спиной раздалось неторопливое похрустывание песка. Коробов вскочил со стула и, обернувшись, замер. К нему подходил тигр — лобастый, усатый, зеленоглазый. Тугие шары мышц лениво перекатывались под атласной, в оранжево-черных полосках, шерстью. Подойдя почти вплотную, тигр покосился на левую руку Коробова, которая судорожно пыталась расстегнуть несуществующую кобуру. Затем сел и, вывесив набок красный толстый язык, сказал равнодушно:

— Здорово, Коробов.

И протянул правую лапу.

— Здорово, — просипел Коробов, пятясь назад. Но позади него стоял стол. Пришлось жать протянутую лапищу. Лапа была, как и положено, мохнатой и тяжелой. Рука Коробова немножко тряслась. Зевнув, тигр сказал сонно:

— За мной будешь.

— Чего? — не понял Коробов.

— За мной, говорю, будешь. В очереди — я крайний. А теперь — ты крайний.

— Ну и что? — тупо спросил Коробов.

— Ничего, — сказал тигр. — Дежурь. Как только кто-нибудь еще прилетит, пойдешь и скажешь, чтобы без очереди не лезли. Все равно не пустят. Тут иные по году сидят.

— Где сидят? — ошарашенно спросил Коробов. Тигр, внимательно поглядев ему в лицо, произнес бесцветным голосом: — Эй, проснись. Твой номер на регистрацию — 332. Жди, — и поплелся прочь, на гребень бархана.

— А чего ждать-то? — растерянно крикнул ему вслед Коробов. Тигр оборотил лобастую голову и раздраженно рыкнул:

— Чего-чего! Да тунеядцев этих! — И повалился на песок.

Коробов, шатаясь, побрел в противоположную сторону. В низинке лежал толстый стальной диск величиной с двухэтажный дом. Из круглого оконца свешивалось вниз нечто вроде удава толщиной с бревно. Глаза на массивной зеленой голове прикрыты. Под правым глазом — лиловый крупный синяк. Когда Коробов огибал диск, косясь сторожко на эту зеленую голову, левый глаз вдруг приоткрылся — круглый, желтый, с черным узким зрачком.

— Привет, — хрипло буркнул Коробов.

— Привет, — буркнул удав.

Когда Коробов, пыхтя, выбирался из низинки, вслед донеслось:

— Лексеич, если тебе регистраторов надо, иди направо. Они там прячутся.

Коробов свернул направо и, пройдя с полсотни метров, замер. Он увидел людей. Родных до слез, земных, привычных. Двое парней в плавках и пышноволосая девушка в голубом купальнике напоминали компанию на пляже. Опершись на локти, они полулежали вокруг массивного на вид стального ящика, походившего на древний сейф, в каких раньше хранили деньги и документы. До слуха донесся звонкий девичий смех. Слабо пахнуло свежим кофе. Коробов направился к ним.

— Э-э-э…

Его нерешительное покашливание перебил недовольный голосок:

— У нас обед. Не видите, что ли?

И впрямь, на бечевке, висевшей вкруговую на ветру, болтались жестяные таблички с лаконичной надписью: «Обеденный перерыв». Стройная блондинка в купальнике хмурила брови. В ее руке дымилась чашечка кофе. При взгляде ее зеленых глаз у Коробова перехватило дыхание.

— Я ничего… — пробормотал он ошарашенно.

Блондинка отвернулась. Коробов посмотрел на ее загорелые коленки и, словно ожегшись, дернул головой. Потом опустился на песок и закрыл глаза. Трое регистраторов возобновили неторопливую беседу. Сначала Коробов ничего не понимал, хотя слова доносились все русские. Однако потом стал вникать в смысл разговора.

— …эмпирические факты, конечно, убеждают каждый раз, что дух первичен, — снисходительно говорил высокий и тонкий юноша в черных плавках. Полулежа спиной к Коробову, он протянул вперед ладонь, и немедленно в этой ладони появилась аппетитная котлета. Она словно выпрыгнула из воздуха, из пустоты.

— Мне захотелось котлету, — продолжал молодой человек, куснув ее, — и вот мое желание материализовалось.

— Это на первый взгляд, — возразил русоволосый крепыш. Он лежал лицом к Коробову. — Может быть, именно котлета вызвала твое желание котлеты за неуловимый миг до твоего желания? Почему ты захотел котлету? Откуда в твоей голове появилась идея котлеты? — продолжал он. — Не просто идея именно этой, конкретной котлеты, а самой первой в мире? Откуда разум вообще мог узнать, что в мире существуют котлеты?

Он выдержал эффектную паузу, а затем сам ответил:

— Только из самой котлеты. А это значит, что котлета существовала прежде, существует сейчас и будет существовать вечно. И после этого ты утверждаешь, что твое желание первично, что именно твое желание и материализовалось в котлете? Смешно! Скорее, котлета в своем стремлении материализоваться, проявиться из мирового духа, нашла в твоем лице способ реализации своего желания стать котлетой посредством твоего желания получить котлету. — И он вопросительно взглянул на девушку.

— Твои рассуждения всегда страдают надуманностью, — сказала она, доставая из воздуха спелую грушу с зеленым листиком на черенке. Надкусив ее, она продолжала: — Все наши споры сводятся, по сути, к одному, основному вопросу, а именно: «Что первично — желание или предмет этого желания, в данном случае котлета?»

Коробов открыл рот, он не мог молчать.

— М-мя-материя первична, — промямлил он.

Все трое уставились на него.

— Вообще-то, оригинальное заявление, — задумчиво оценил тонкий юноша.

— Абсурд, — заявил" русоволосый.

— Да, — весело согласилась блондинка, — но в этом, так сказать, «парадоксе Коробова» мне чудится нечто многообещающее.

— Это только чудится, — сказал пренебрежительно русоволосый, протягивая вперед раскрытую ладонь. — Смотри внимательно, Лексеич. Пусто! Материи нет. Есть только дух, есть только образ в моей голове, мое желание. А вот… — На ладони появилась горячая влажная сарделька, — …и материя. Как порождение духа. Вопросы есть? — И он, жмурясь от удовольствия, стал жевать сардельку.

— Миша, неужели ты уступишь? — лукаво спросила блондинка, капризно надувая и без того пухлые губки. Коробов ощутил прилив сил.

— Да, материя первична, — повторил он увереннее. Его интеллект, ощутив твердую почву, встал во весь рост. — И поэтому ваше желание ничего не может создать. Даже котлет.

Русоволосый вместо ответа достал из воздуха вторую сардельку и, гадко усмехаясь, снова зачавкал.

— Откуда же берутся котлеты? — снисходительно спросил второй юноша.