Виктор Адаменко - На последней странице

Охотиться Ва-Хунга предпочитал близ Красной Скалы, у водопоя, где речка образовала излучину и была мелководна. Охотник карабкался по отвесным склонам и в случае угрозы со стороны рассвирепевшего хищника мог мгновенно подняться на вершину, где чувствовал себя в полной безопасности. Он даже оборудовал там убежище, где спрятал запас пищи, камней, копий. И если какой-нибудь упорный и злобный хищник подолгу осаждал его, бешено рыча и царапая скалу когтями, Ва-Хунга метким броском камня или копья вынуждал его обратиться в бегство.

Ва-Хунга был доволен своей судьбой. Одиночество, на которое осудил себя добровольно, он не принимал трагически. Оно не наскучивало ему, больше того — позволяло размышлять. Охотник начинал постигать мир не только чувствами, но и разумом: не только спрашивать «почему», но и искать ответы, это его восхищало; вскоре он понял, что знает гораздо больше, чем его собратья, и очень радовался тому…

И на этот раз Ва-Хунга притаился в засаде у тропы к водопою. Кругом царила тишина. Наконец на опушке далекого леса появилось стадо животных и осторожно, словно в нерешительности, направилось к реке. Сердце у Ва-Хунга забилось: он узнал антилоп наинх, мясу которых — сочному, нежному, необычайно сытному — не было равных. Но в тот миг, когда антилопы подошли уже совсем близко, с нёба, громко свистя и гремя, упал камень. Все стадо в паническом страхе кинулось обратно к лесу.

Разочарованный Ва-Хунга издал протяжный крик гнева и, выскочив из укрытия, подбежал к месту падения камня.

Камень был необычный. Он был… странный. Лежал на земле, дышал паром и издавал необычные звуки: не то шипел, не то стонал. И трепетал белыми… крыльями. Ничего подобного отважный охотник Ва-Хунга еще Не видел. И если бы он не был голоден, если бы самое вкусное мясо не умчалось безвозвратно, то врожденная любознательность наверняка взяла бы верх над гневом и разочарованием. Он начал бы спрашивать «почему» и раздумывать. Но теперь…

Он покрепче сжал в руках палицу и, широко размахнувшись, нанес яростный удар по ненавистному камню, так не вовремя упавшему с неба. Над саванной разнесся возглас торжества. Охотник, опьяненный мщением, крушил и крушил странный камень…

А на далекой планете, о существовании которой Ва-Хунга даже не подозревал, ученые истолковали удары его палицы как доказательство того, что в этом мире жизнь невозможна, так как там царят чудовищные давления, достигающие сотни атмосфер.

Перевела с польского 3. Бобырь

Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя. Произнесенное, оно звучало внушительно; изображенное на бумаге, выглядело потрясающе, особенно если он выводил буквы «с» широкими и размашистыми и снабжал свою подпись смелым росчерком.

Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя потому, что он нравился себе сам. Да и почему бы нет? В свои 55 лет он считал себя великолепным примером человека, всем обязанного себе самому: с небольшим брюшком, конечно, но зато одетого в лучший костюм консервативного стиля, какой и подобает директору Городского Торгового Банка.

Он очень гордился тем, что достиг вершин в своей профессии.

— В конце концов, — сказал он однажды своему первому вице-директору, — не всякому удается начать с кассира и кончить директором. Кое-кому я, разумеется, отдавил ноги, чтобы добраться сюда; но теперь я здесь, и навсегда.

И он закончил эту маленькую хвастливую исповедь тем, что поставил еще одну свою причудливую подпись на экземпляре газеты «Уолл-стрит джорнэл».

В этот вечер, ожидая поезда на пригородном вокзале, Сэмпсон был доволен собою больше обычного. Он только что провел некую выгодную операцию, сулившую немалые прибыли и дальнейшее укрепление его авторитета в глазах вкладчиков.

Вдруг его взгляд остановился на яркой театральной афише. И тут Сэмпсона снова охватило непреодолимое желание: потребность изобразить свое имя. Он украдкой огляделся. Попутчики стояли, уткнувшись в газеты. Сэмпсон выхватил авторучку и размашисто расписался на верхнем белом поле афиши.

На следующий день вечером Сэмпсон вернулся к афише, дабы снова вкусить удовлетворение, созерцая свою подпись. Но его улыбка превратилась в гримасу растерянности и досады. Под его подписью кто-то написал крупными зелеными буквами: «ИДИОТ».

Сэмпсон воспылал гневом на столь наглый постскриптум. Выхватив авторучку, он дал ответный залп: «А ТЫ — СОПЛЯК И ГРЯЗНЫЙ ПАЧКУН».

Обуреваемый отныне только одной мыслью, Сэмпсон кинулся на следующий день прямо к афише и увидел, что Зеленые Чернила ответили: «КТО БЕГАЕТ ПО ГОРОДУ И РАСПИСЫВАЕТСЯ НА АФИШАХ, У ТОГО НЕСОМНЕННО МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ».

Сэмпсон весь кипел от гнева, когда писал: «ЗАТО Я НЕ ТРУС, ОТКРОЙСЯ, КТО ТЫ, ЧТОБЫ Я МОГ РАСКВАСИТЬ ТЕБЕ НОС».

Вернувшись к афише на следующий день, он увидел, что его вызов принят.

«Я ГОТОВ, — писал Зеленый, — ВОТ АДРЕС: ДОМ 1873 ПО 110-й ВОСТОЧНОЙ УЛИЦЕ, ТРЕТИЙ ЭТАЖ, ВТОРАЯ ДВЕРЬ НАПРАВО. БУДЬТЕ ТАМ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ В ДЕВЯТЬ».

На другой день в газетах появилось такое сообщение:

«Опытнейшие полицейские мужи ломают себе головы над загадочным поведением крупного банкира, погибшего вчера вечером в пустом доме № 1873 по 110-й Восточной улице. Покойный — Себастьян Сэмпсон, 55 лет — был директором Городского Торгового Банка. По показанию одного случайного прохожего, он вбежал в дом около девяти часов вечера. Как удалось установить, директор банка взбежал на третий этаж, кинулся в одну из квартир, где рабочие разобрали пол, упал с высоты и разбился насмерть. Полиция в недоумении и ничем не может объяснить причину появления банкира в здании, подлежащем сносу».

В день похорон Сэмпсона человек, сидевший за директорским столом, сказал:

— Какой же я рассеянный, я забыл послать соболезнование!

И первый вице-директор, ставший теперь директором Городского Торгового Банка, как всегда, наполнил свою авторучку зелеными чернилами.

Перевела с английского 3. БОБЫРЬ

Авторитетная комиссия принимала у киберкомпании «Уэстерн» только что завершенный УЭМ — Универсальный Электронный Мозг…

«УЭМ — последняя вершина технической мысли», — кричали газеты, отхватившие за рекламу солидный куш. «УЭМ решает не более чем за минуту любую логическую задачу», — вещали броские заголовки. А одна влиятельная газета через всю первую полосу напечатала огромными литерами: «УЭМ — чудо из чудес!» «УЭМ может все, — говорилось в статье. — Варить сталь, воспитывать ребенка и прокладывать курс космического корабля. Спешите приобрести надежного электронного друга», — заключала газета…

К концу испытаний изобретательность членов комиссии иссякла. Все шло как по маслу до тех пор, пока…