Виктор Адаменко - На последней странице

— Благодарю вас! — Алан сердечно пожал сухую руку торговца… — Большое-пребольшое вам спасибо. Прощайте!

Старик отвел глаза и усмехнулся.

— До свидания… — тихо сказал он.

Перевел с английского А. Шаров

Когда я излагаю свою идею, все неизменно пожимают плечами. Меня это не удивляет — такова участь всех новаторов. Люди считают их сумасшедшими, пока истина не становится очевидной. Тогда все поражаются: как они не додумались до этого сами! А мою теорию очень легко могут проверить. И не гениальные ученые или совершенные электронно-вычислительные машины, а вы, я, любой, кто имеет простое начальное образование.

Следите внимательно за моей мыслью: поверхность, занимаемую человеческим туловищем средних размеров, можно вычислить, взяв за основу прямоугольник длиной 50 см и шириной 30 см. Это равняется приблизительно 1500 кв. см. Поверхность, занимаемая двумя составленными вместе ногами, равноценна прямоугольнику длиной 30 см и шириной 25 см, то есть площади в 750 кв. см. Сравните эти два числа. Ноги занимают в два раза меньше места, чем туловище!

Ладно. Теперь вычислите поверхность площадки в вагоне метро. Скажем, приблизительно 2X2 м. На этой площадке может стоять, потеснившись, 27 пассажиров: это число мы получаем, разделив общую площадь — 4 кв. м — на среднюю величину поверхности туловища. Что касается ног пассажиров, они на той же площади заняли бы чуть больше 2 кв. м.

Приняв это за основу, перейдем к делу. Вы ездили когда-нибудь в метро вечером в час «пик», чувствовали, как вас сжимают, сдавливают, сминают в вагоне? Тогда не могли не заметить одну деталь: наступает момент, когда просто некуда поставить ноги. Больше того. Если вы, уже прочно стоя на месте, неосторожно приподнимаете одну ногу, это пространство тут же занимают, и вы вынуждены продолжать поездку в позе, присущей торчащим на болотах цаплям.

Но вот что я нахожу горестным и печальным для будущего человечества: никто не задумывается над приведенным фактом. Ну, поразмыслите же наконец! Учитывая, что поверхность ног в два раза меньше поверхности туловищ, там, где достаточно места для туловищ, должно хватать места для ног! Еще и оставаться! Однако это не так. Для ума здравомыслящего, логического, рационального напрашивается единственный вывод: имеются лишние ноги.

Всегда, когда я дохожу до этого момента в своих рассуждениях, мой собеседник начинает гнусно хихикать. Я к этому привык. Такова самая удобная, но и самая трусливая позиция, поскольку она позволяет увильнуть от столкновения с тревожными метафизическими перспективами.

Путь, ведущий к истине, тернист. Галилей, Парацельс, многие другие познали это. Ну что ж, когда выбираешь удел первопроходца, надо мириться с невзгодами, которые приносит такая участь!

Ведь у меня был единственный способ обнаружить лишние ноги, ноги без тела — наступать на все окружающие. Разумеется, каждый раз я извинялся, поскольку хорошо воспитан. Но все равно меня обзывали разными словами, выпихивали из поезда удавами ног пониже спины. (Ноги в данном случае легко опознаваемые.)

И все продолжалось до того дня, когда, наконец, мое упорство было вознаграждено. Сначала я жал полегоньку, потом все сильнее… Но рядом с моими ногами была нога, не имеющая хозяина! Это было совершенно очевидно: я изо всех сил давил на эту ногу каблуком, а лица вокруг меня не выражали никаких эмоций.

Вероятно, кто-то возмущался, какое-то существо кричало от боли и гнева… Где-то, но не в моем вагоне. Значит, снаружи? Где? В другом мире, в другом измерении?

Отчего я так глупо упустил свой шанс? Почему на пересадке, когда большинство людей выходит из вагона, я не придавливал еще сильнее? Все дело в том, что у меня нет опыта таких схваток! Самое неприятное, что «они» теперь знают, что я «их» разоблачил, и дальше все будет гораздо труднее. К тому же меня уже узнают пассажиры. Напрасно меняю время, маршруты: меня замечают, на меня смотрят, от меня отодвигаются. А в такой ситуации, как «те» могут проникнуть? Им нужна давка, чтобы остаться невидимыми!

Неважно. Я не падаю духом. Когда-нибудь я обнаружу одного из «них» и на этот раз не отпущу таинственную ногу. Схвачу ее обеими руками, побегу и отнесу медикам, в институт Пастера, в национальный научно-исследовательский центр… Ну, куда еще, не знаю… Туда, где компетентные люди смогут наконец определить ее природу, если не происхождение.

А пока пусть меня осыпают ругательствами и наставляют синяки. Наплевать! И мне плевать, что сведения обо мне есть в картотеках всех полицейских комиссариатов и всех больниц. Кстати, в последней больнице, куда меня привели, — она называется Сент-Ан, — я, наконец, встретил людей, которые согласились выслушать меня, следили за моими рассуждениями, проверяли мои вычисления… Ведь мои вычисления неопровержимы, а?

Перевела с французского Надежда Нолле

Усталый ученый, пешком путешествующий по горам Северной Европы, тяжело бросил рюкзак и собирался сесть на камень.

— Поосторожней, приятель, — произнес голос.

— Простите, — пробормотал ученый, с интересом отмечая, что к нему обратился лемминг. — Должен признаться, — добавил ученый, садясь рядом, — что меня несколько удивляет ваша способность разговаривать.

— Вы, люди, — сказал лемминг, — всегда поражаетесь, когда другие животные могут то же, что и вы. В то же время животные могут многое из того, что вам недоступно. Ведь даже для того, чтобы застрекотать, подобно последнему сверчку, вам нужны жилы быка или лошадиный волос.

— Да, мы животные несамостоятельные, — признал ученый.

— Вы удивительные животные, — сказал лемминг.

— Мы, в свою очередь, всегда считали вас весьма удивительными. Буквально таинственными.

— Ну уж если мы занялись определениями на букву «т», — резко заявил лемминг, — то позволь мне приложить несколько к твоему виду — тупые, тщеславные, трусливые…

— Вы находите наше поведение малопонятным?

— Воистину да. Вы убиваете, мучаете, морите голодом и унижаете себе подобных. Вы уничтожаете природу, губите животных, заливаете землю бетоном, вы…

— Эй, — прервал ученый, — так ты всю ночь можешь перечислять наши грехи и ошибки.

— Всю ночь и весь день до четырех часов, — поправил лемминг. — Всю свою жизнь я посвятил изучению высших животных и знаю почти все, что стоит знать о вас.

— Так, значит, ты изучаешь мой вид, — начал ученый.

— Я знаю, что вы глупые, гадкие, грубые, — сказал лемминг, — хитрые, хищные, хвастливые, коварные, кровожадные…