Ларри Нивен - Защитник. Рука закона

Как я могу спать ночами, зная все это? Что ж, доктор, иногда ночами мне снятся сны.

Открыв глаза, Тэффи увидела, что я сижу в постели, уставившись в темную стену.

— Что такое? — спросила она.

— Плохой сон.

Она успокаивающе почесала меня за ухом.

— Ты совсем проснулась?

— Совсем, — вздохнула она.

— Мерзлявчик. Где ты слышала слово «мерзлявчик»? По телевизору? От знакомого?

— Я не помню. А что?

— Просто подумалось. Не важно. Я спрошу у Люка Гарнера.

Я поднялся и приготовил нам горячего шоколада с добавкой бурбона. Он вырубил нас не хуже облака щадящих иголок.

Лукас Гарнер — человек, выигравший гамбит у судьбы. Пока он старел, медицинская технология прогрессировала, так что ожидаемая продолжительность его жизни опережала его возраст. Он еще не был старейшим из живых членов Клуба струльдбругов, но делал успехи.

Позвоночные нервы давно износились, привязав его к летающему креслу. Лицо складками свисало с черепа. Но руки обладали силой обезьяны, и мозг все еще работал. И Лукас Гарнер был моим начальником.

— Мерзлявчик, — сказал он. — Мерзлявчик. Правильно. О них говорили по 3D. Я не обратил внимания, но ты прав. Смешно, что снова начали употреблять это слово.

— Как оно появилось?

— От слова «леденчик». Леденчик — это застывший сироп на палочке. Его облизывали.

Картина, представшая в моих мыслях, заставила меня поморщиться. Левитикус Хэйл, покрытый инеем, насаженный задом на палку, и гигантский язык…

— На деревянной палочке.

Улыбка Гарнера перепугала бы младенца. Улыбаясь, он превращался почти в произведение искусства, в древность ста восьмидесяти с лишним лет, что-то вроде иллюстрации к Лавкрафту авторства Ханнеса Бока.

— Вот как давно это было. Людей начали замораживать только в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века, но мы до сих пор делаем леденцы на палочках. Зачем это слово снова понадобилось?

— Кто его использует? Репортеры? Я мало гляжу в ящик.

— Репортеры, да, и адвокаты… А как у тебя идут дела с гражданскими комитетами против второго законопроекта о замораживании?

Я даже не сразу врубился. Программа еще идет, а из некоторых частей мира — из Африки, с Ближнего Востока — данные приходят медленно… Вроде бы все они честные граждане.

— Ничего, попробовать стоило. Надо ведь и с другой стороны рассмотреть это дело. Если органлеггеры пытаются блокировать второй законопроект о замораживании, они очень даже могут попробовать обезвредить или убить любого, кто этот закон поддерживает. Усекаешь?

— Вроде бы.

— Значит, мы должны знать, кого следует защищать. Но только в деловом смысле, разумеется. АРМ в политику не ввязывается.

Гарнер потянулся в сторону и набрал одной рукой что-то на клавиатуре компьютера. Его объемистое парящее кресло не могло подвинуться ближе. Из щели выползло два фута распечатки. Он передал ее мне.

— В основном законники, — сказал он. — Несколько социологов и профессоров-гуманитариев. Религиозные лидеры, защищающие свои собственные варианты бессмертия. Религия, кстати, участвует в обеих сторонах конфликта. Вот люди, публично поддерживающие второй закон о замораживании. Подозреваю, это они и стали снова употреблять слово «мерзлявчик».

— Спасибо.

— А ловкое словцо, не правда ли? Шуточка. Скажешь «холодный сон», и кто-нибудь воспримет это всерьез. Кто-нибудь усомнится, а вправду ли они мертвы. А это ведь главный вопрос, не так ли? Органлеггеры желают заполучить тех мерзлявчиков, которые были самыми здоровыми, тех, которые имели лучшие шансы на воскрешение в один прекрасный день. Они хотят оживлять этих людей по кусочкам. По мне, это мерзко.

— По мне, тоже. — Я глянул на список. — Полагаю, вы еще никого из этих людей не предупреждали?

— Ты что, идиот? Они тут же ринутся к репортерам и объявят, что их противники — органлеггеры.

Я кивнул:

— Спасибо за помощь. Если из этого что-нибудь выйдет…

— Сядь-ка лучше. Просмотри фамилии, не заметишь ли чего.

Большинство этих людей были мне, разумеется, неизвестны, даже те, кто жил в Америке. В списке присутствовали несколько выдающихся адвокатов и по крайней мере один федеральный судья, был физик Рэймонд Синклер, несколько агентств новостей и…

— «Кларк и Нэш»? Рекламная фирма?

— Немалое число рекламных фирм из целого ряда стран. Большинство людей в этом списке, вероятно, достаточно искренни в своих убеждениях и готовы обсуждать их с каждым. Но массовый охват должен иметь свой источник. Вот из этих фирм он и исходит. Слово «мерзлявчик» просто обязано быть рекламным трюком. И широкая известность наследников: к этому они тоже могли приложить руку. Знаешь о наследниках мерзлявчиков?

— Не очень много.

— Эн-би-эй отследила наследников наиболее богатых членов второй группы, то есть тех, кто попал в морозильные склепы по причинам, не снижающим их ценности как… как сырья.

Гарнер как будто выплюнул это слово. Оно входило в жаргон органлеггеров.

— Все нищие, разумеется, угодили в банки органов еще по первому закону о замораживании, так что вторая группа может похвалиться значительным состоянием. Эн-би-эй откопала наследников, которые никогда бы не объявились сами. Полагаю, почти все они будут голосовать за второй законопроект о замораживании…

— Ага.

— Публичную известность приобрела только верхняя дюжина. Но это все равно сильный аргумент. Одно дело, если мерзлявчики пребывают в холодном сне. Но если они мертвы, то выходит, что людям не дают права вступить в законное наследование.

— Кто же платит за рекламу? — задал я очевидный вопрос.

— Вот-вот, и мы об этом призадумались. Фирмы не сообщают. Поэтому мы копнули глубже.

— И?

— И там тоже не знают. — Гарнер ухмылялся как сатана. — Их наняли компании, которые нигде не значатся. Некоторое число компаний, чьи представители появились только один раз. И оплату внесли кругленькими суммами.

— Звучит как… но нет. Они, получается, не на той стороне.

— Правильно. Зачем органлеггеру проталкивать второй законопроект о замораживании?

Я еще раз все обдумал:

— А как насчет вот чего? Несколько старых, больных богатых мужчин и женщин учреждают фонд, чтобы защитить общественный запас органов от истощения. По крайней мере, это законно, в отличие от сделок с органлеггерами. Если их не так уж мало, это может быть даже дешевле.

— Мы думали об этом. Прогнали и такую программу. Я задал несколько осторожных вопросов в Клубе струльдбругов, поскольку и сам в нем состою. Надо быть осторожным. Пусть это законно, но огласки они не пожелают.

— Ну разумеется.

— И тут утром я получаю твой отчет. Анубис и дети Чемберсов. А не стоит ли чуть дальше развить эту идею?