Ольга Куно - Безумный рейс [litres]

– Обычно, если член команды провинился, я провожу с ним беседу один на один, – продолжал Макнэлл. – Максимум – в присутствии старпома. Но случай, согласись, выдался из ряда вон выходящий. Твой проступок поставил под удар каждого из присутствующих здесь. – Он обвел глазами кают-компанию. – Без исключений. И ребята имеют право знать, почему товарищ, которому они были готовы подставить спину, который обязан был защищать их до последнего, обошелся с ними подобным образом.

Белл молчал, дышал тяжело, будто после быстрого и продолжительного бега, облизывал пересохшие губы, поднимал и вновь опускал затравленный взгляд. Наконец он заговорил, глухо, через силу.

– У моего отчима был карточный долг. Большой. Столько не заработать. Со мной связались и сказали, что все спишут, если я помогу скрыть от командования кое-какую информацию. Я согласился.

В кают-компании царила тишина. Не было возмущенных выкриков, возгласов удивления, даже приглушенного шепотка, ожидаемого при такой исповеди. Все члены экипажа словно застыли, как один, с суровыми лицами и хмурыми взглядами.

– В нашей базе данных не упоминается, что среди твоих родных есть азартные игроки, – сухо заметил Макнэлл.

– Времена меняются. Вам, наверное, доводилось видеть рекламные окошки виртуального казино. Они вечно выскакивают на самых разных сайтах. Он как-то решил попробовать шутки ради. И подсел. А дальше перескакиваешь со страницы на страницу, с одного казино на другое, и далеко не все они легальные.

– Хорошо, допустим. Но он развелся с твоей матерью, когда тебе было семь. Поскольку вы не биологические родственники, вам даже регулярные встречи не полагались. Тем не менее ради этого человека ты предал своих товарищей?

Капитан явно хорошо знал личное дело Белла. Впрочем, оно и неудивительно. Это часть его работы, к тому же он, без сомнения, освежил свою память в преддверии тяжелого разговора.

Радист упрямо вскинул голову, на скулах заиграли желваки.

– Этот человек читал мне сказки на ночь. Рассказывал, чем ель отличается от пихты, и учил стрелять из игрушечного арбалета. Какое мне дело, биологический он отец или нет?

Капитан ничего не ответил. Не кивнул, не выразил согласия иным способом, но я видела: он понял. Говорят, «понять значит простить». Макнэлл счел мотивы радиста весомыми, но простил ли? Сомневаюсь.

И вновь мне вспомнились злополучное интервью и Анита Рэйв, не к ночи будь помянута. Стоит ли жизнь одного жизни многих? Одного, кто поистине тебе близок, и многих, значащих в твоей жизни куда как меньше? Казалось бы, с объективной точки зрения все просто и однозначно. Но есть ли место объективности в решении таких задач?

– Остаток пути ты проведешь в камере. – На сей раз голос Макнэлла звучал словно издалека, холодно и отчужденно. – По прибытии на Новую Землю будешь передан в руки полиции. Дальнейшую твою судьбу решит суд. На мягкий приговор я бы не рассчитывал.

Он развернулся на каблуках и в несколько шагов покинул каюту. Саманта вышла следом, кажется, взволнованная в первую очередь из-за мужа и лишь во вторую – из-за Белла. Я была в курсе, что капитан «Галалэнда» когда-то сидел в тюрьме. Пусть по ложному обвинению, пусть недолго, но что это такое, он знал не понаслышке. А значит, отправлять на ту же стезю своего недавнего подопечного, из тех, кому доверяешь спину и кому готов подставить спину сам, должно быть нелегко. Но на «Галалэнде» Макнэлл – в первую очередь капитан, а капитан обязан быть справедливым. И не всегда справедливость означает милосердие. Нередко она оказывается значительно ближе к возмездию.

Я сидела в приоткрытой клетке и шмыгала носом, прижавшись щекой к шерстистой лапе пожевывавшего солому капроса. С момента моего побега из лаборатории все пошло наперекосяк, а последние часы были и вовсе безумно тяжелыми в психологическом плане. Теперь душа нуждалась в отдыхе, тепле или хотя бы относительном спокойствии. А комфортнее всего я, похоже, ощущала себя именно здесь, в окружении животных. И даже в решетке были свои плюсы: она отгораживала от столь враждебного порой мира, одновременно не провоцируя приступа клаустрофобии.

Глаза увлажнились. Еще совсем немного – и мы улетим с Вионы, а значит, расстанемся с Хоббитом, скорее всего навсегда. Плантернета здесь пока нет, по электронной почте не спишешься. Хорошо, конечно, что длинноклюв нашел свою родину, но сейчас все равно было невероятно грустно. Эгоизм, но что поделаешь? А дальше предстоит возвращение на Карину, куда стянутся и другие силы ВБС – проверить, что происходит на планете в сфере безопасности, и в случае необходимости произвести зачистку. И если ситуация позволит, мы высадим там всех животных, а, значит, меня ждет очередное расставание. Как сложится в дальнейшем моя собственная жизнь, пока неясно. Было жаль старпома и еще нескольких членов экипажа, тоже раненых и проходивших непростой период исцеления, пусть и в надежных руках. И еще капитана, болезненно воспринимавшего как предательство Белла, так и необходимость подписать ему приговор.

– Н-да… Ты, как всегда, в своем репертуаре.

Сперва я увидела привычные ботинки на рельефной подошве и лишь затем, подняв глаза, – дока, который стоял, сложив руки на груди.

– Без козлов обойтись никак не можешь? – изогнул бровь он.

– Ты же мне в своей жилетке отказал, – пробурчала я, сильнее прижимаясь к лапе капроса.

Тот продолжил флегматично пожевывать сено.

– Буду исправляться, – вздохнул Брэн и, пригнувшись, пробрался в клетку, чтобы усесться на полу подле меня. – Запоздалая реакция? – Кажется, он не столько спрашивал, сколько ставил диагноз. – Брось, все уже в порядке. Плохих парней на корабле больше нет. Если, конечно, ты уверена в женихе, но, надо признать, он проявил себя молодцом.

Док погладил меня по голове, и я сама не заметила, как сменила-таки мягкую шерсть капроса на его рукав.

– Дай хоть пульс тебе пощупаю.

Он взял мою руку в свою, приложил большой палец к запястью. Стало немного щекотно, а по телу пробежала дрожь. Вскидывая голову, чтобы впиться в мужские губы поцелуем, я успела увидеть синхронно приближающееся ко мне лицо. Пульс участился, но померен так и не был.

Зоопарк оживился. Даже капрос забыл о своей обычной невозмутимости и глядел на нас осоловелым взглядом, машинально пытаясь пережевать несуществующую траву. А наша соседка, Царевна, подскакала к ближайшей решетке и, требовательно выпучив глаза, привычно заканючила:

– Поцелуй меня!

– Даже не начинай! – предупреждающе вытянул в ее сторону указательный палец док.

Впрочем, от нашего занятия это его отвлекло ненадолго.

И все-таки я плакала, когда мы покидали спутник. Несмотря на то что успела пообщаться с его коренными обитателями и узнать для себя много нового, например, о полноценных подземных городах, в которые, впрочем, не смог бы пролезть ни один человек. Плакала, пока возле клетки Царевны не появился похожий на утконоса зверек в ошейнике, который привычно бодро засвистел. А хорошо знакомый, чуть механический голос произнес: