Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Я вас тут подожду, — буркнул лодочник, мастерски причалив бортом к настилу, поднимающемуся над водой всего на пол-аршина. Это были первые слова, которые Титов услышал от спутника; до сих пор предполагал даже, будто тот немой.

Возражать поручик не стал, кивнул, выбрался на пристань, очень надеясь, что лодочник действительно дождётся. С другой стороны, даже если не дождётся, ну не съедят же его местные жители, которых все вокруг называют исключительно мирными?

Пирс упирался в высокий берег, однако наверх вела достаточно широкая и удобная, добротная деревянная лестница с перилами. А там поручика уже ждали: высокий, обветренный старик, похожий на насквозь просоленного отставного моряка. Широкоплечий, крепкий, он даже в свои годы, а было ему явно за семьдесят, казался могучим, словно вековой дуб. Окладистая белая борода лежала на груди, голову покрывала косынка. Из одежды только рубаха из небелёного льна, подпоясанная верёвкой какого-то хитрого плетения, словно узелковая грамота да подвёрнутые до колен штаны.

Рядом с босым гигантом Натан почувствовал себя неуютно, словно не человек это был, а медведь.

— Добрый день, — первым заговорил офицер, рассудив, что в роли незваного гостя должен как минимум проявить вежливость.

— И ты здрав буди, добрый человек, — спокойно кивнул встречающий. Светло-серые, холодные глаза его заставляли вспомнить северные моря. — Дело пытаешь аль от дела лытаешь?

Натан поперхнулся воздухом от такого начала разговора и с ходу не нашёлся с ответом. Он совершенно безосновательно, хотя и крепко, был внутренне настроен на встречу с какими-то дремучими суевериями, но такого былинного приветствия всё же не ожидал. А старик вдруг улыбнулся в бороду — хитро, по — мальчишески проказливо — и махнул рукой.

— Пойдём, служивый, не на пороге же разговаривать! Ты не серчай, но уж больно рожа у тебя потешная была, не удержался. Данила Рогов я, здешний староста.

— Натан Титов, уголовный сыск, — представился в ответ поручик. Пожал протянутую крепкую, деревянную от работы ладонь и зашагал рядом с язычником по широкой тропе, почтительно огибающей старую ветлу — праматерь окружающего ивняка.

— Знаю, с чем ты пожаловал, — заговорил тем временем Данила. — Слышали мы уже про ту горемычную, да только мои люди к этому делу отношения не имеют.

— Да я вас, в общем-то, и не подозревал, — отозвался Натан, радуясь, что сейчас говорит чистую правду. Было неприятное ощущение, что спутник читает его легко, словно гимназист детский букварь. Проверять, так ли это, не хотелось, но еще меньше хотелось этому Ρогову врать. — Скорее уж на вас тень кто-то пытался навести. Собственно, я о подобном и собирался спросить — могли ли, нет ли, кто. Обычаев ваших я не знаю совершенно, вот разве что по старым сказкам, да и вообще до вчерашнего дня не подозревал, что нынче где-то существуют язычники.

— Любопытно, проще говоря? — усмехнулся староста.

— Не без этого, — не стал спорить поручик.

— Нет, глупости это всё, про тень на плетень, — махнул рукой Рогов, пару секунд подумав. — Ну кому мы мешаем? Несколько десятков человек, в город не лезем, живём своим умом. Ну не попы же бабу утопили, что бы нас изгнать. Это даже мне смешно…

За разговором мужчины дошли до деревеньки. На первый взгляд — ничего примечательного, обыкновенный небольшой хутор. Полтора десятка добротных срубов, на условной центральной площади возилась в песке малышня под присмотром нескольких старух, сидящих рядком в тени на скамейке. Дети постарше, очевидно, находили себе развлечения поинтереснее, а взрослые все занимались делами. Детвора не обратила почти никакого внимания на новое лицо, а вот женщины взбодрились и зашушукались, меряя Титова любопытными взглядами.

Вслед за старостой Натан приблизился к одному из домов, неотличимому от соседних, поднялся на крыльцо. Через сени прошли в горницу — изба как изба. Тканая дорожка на полу, белёная печь, стол с лавками. В красном углу вот только вместо привычных икон, на которые Титов даже поднял руку перекреститься, резные деревяшки идолов. Рука опустилась, сыскарь задумчиво качнул головой.

— Садись, служивый, — кивнул ему хозяин на скамью. — Кваску отведаешь? Добрый квас, сам ставил.

— С удовольствием, — не стал отворачиваться Натан.

Расселись. Помолчали. Квас, разлитый в простые глиняные кружки, и вправду оказался славным — душистый, прохладный, с ягодным привкусом.

— Ты, служивый, если надеялся здесь узнать что — то по делу, то напрасно приехал. А ежели просто взглянуть, как мы живём, да словом перемолвиться — так то всегда пожалуйста, мы гостям рады.

— Так-таки напрасно? — задумчиво протянул поручик.

— Мертвецов своих мы огню предаём, — веско проговорил Данила. — А вода — это жизнь, кровь земли, не дело её покойниками кормить. Даже в докрещенские, старые времена, когда ещё людей в жертву приносили, их топили, то есть совсем, на дно отправляли. В том суть ритуала была, а то какая же это жертва воде, если её на поверхности оставить? Ну что ты так на меня косишься подозрительно? Это, служивый, исторические факты. Χристиане вон тоже баб топили почём зря. И жгли. А вроде бы мирная, всепрощающая религия. По делу твоему всего один совет могу дать, да всё равно не послушаешь: оставь, злыдня этого без тебя накажут, а ты только набегаешься.

— Откуда такая уверенность? — удивился Натан.

— Русалки на него сердиты.

— А они-то к нему каким боком? — вопросительно вскинул брови поручик. Он даже почти не удивился повороту разговора: сегодня всё буквально к этому и шло. За время пути ощущение зыбкости мира и лёгкого сумасшествия почти забылось, а вот теперь Рогов о нём напомнил.

— Кто их знает! Мало того что бабы, да еще и не люди, — философски пожал могучими плечами староста.

— Может, они мне его ещё и укажут? Чтобы попусту не бегать, — почти без иронии, только с малой долей усталости уточнил Натан.

— Не дождёшься от них прямоты, — отмахнулся Данила. А потом добавил, поглядывая на Титова с непонятным сочувствием: — Да ты не бери пока в голову и не думай дурного. Я же нехристь, мне положено православного человека с пути сбивать.

— Не убедили, — хмыкнул поручик. — На воинствующего дикаря не тянете. Я бы поставил, что вы из наших, армейских. И, скорее всего, исключительно образованны.

Староста в ответ расхохотался, хлопнув себя ладонями по коленям.

— Ну, хорош, Титов! Добрый сыскарь. Историк я, из Киева родом, университет там кончал, степень магистерскую получал, — весело пояснил он. — И про армейских это ты в точку попал, отец мой из военных, а сам я Великую войну от начала и до победы пешком прошагал. Эх, царица полей! Вот там я после одного случая и решил, что в жизни поменять кой-чего надо.