Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Да… Так вот, Кулечка и сама не могла сказать, что не так, всё твердила, что он ей как чужой стал и словно бы откупиться от неё пытается. А зачем ей, говорит, наряды, если она мужа и не видит толком, а без него, мол, нехорошо куда-то идти.

— В последнее время что-нибудь изменилось?

— Знаете, да, — нахмурившись и немного подумав, Тамара медленно кивнула и, чуть подавшись вперёд, заговорила торопливо, словно боялась забыть: — С пару месяцев назад она вдруг так преобразилась, разом похорошела. Я расспрашивала, что да как, но она только смеялась и обещала рассказать, потом, когда-нибудь. Потом она опять то весёлая была, то грустная и задумчивая, и про мужа своего не говорила больше. Да я и не спрашивала, Васечка же как раз тогда моей руки просил, и я… В общем, не спрашивала я, своим была так занята, что и поговорить мы могли редко когда, — она вновь шумно вздохнула, опять торопливо промокнула глаза и на несколько мгновений умолкла, кажется унимая подступившие слёзы. — А еще было… Не знаю, важно ли? В аккурат на Пасху, я потому и запомнила. Кулечка очень тихая в тот день была, всё про Бога говорила и обронила между прочим, что мужа своего словно бы и совсем не знает.

— Что значит — про Бога говорила? — растерялся Натан.

— Я точно не помню, — виновато вздохнула она. — Что-то про выбор между двух грехов, про предательство, я так толком и не разобрала, а объясняться она не стала, велела не брать в голову и потом смеялась, что в Светлое Воскресенье грехи особенно тяжкими кажутся. А какие у неё грехи? Кулечка всегда такая добрая, такая отзывчивая была… Простите, — она отвернулась, прикрываясь платком.

— Тамара Олеговна, простите, но ещё один, последний вопрос, и я не побеспокою вас больше, — через мгновение продолжил Титов, стараясь говорить как можно мягче. — Вы видели вчера Акулину?

Оказалось, подруги вправду встречались и до четырёх пополудни гуляли по лавкам. Потом Горбач осталась в уютном ресторанчике, где девушки присели отдохнуть, а Тамара упорхнула к жениху. Это был какой-никакой след. Напоследок убедившись, что и Царёва не знает убитых Навалову и Дёмину, Натан распрощался с девушкой и, пожелав ей сил и терпения, отправился в тот ресторанчик.

Пока нашли то место, точного расположения которого Царёва не запомнила, пока опросили всех половых — день совершенно склонился к вечеру. В ресторанчике витали столь дивные запахи, что сыскари единогласно решили здесь и перекусить, заодно подведя итоги дня.

Акулину вспомнили. Она сидела тут больше часа, потом к ней присоединился некий мужчина, причём половой предположил, что это был муж — уж очень тепло они беседовали. Однако дальнейшие расспросы окончательно убедили Титова в наличии у покойницы любовника: визави Γорбач оказался тот самый огромный и чернявый тип, которого вспомнила одна из горничных. Пробыли они здесь очень недолго, мужчина заплатил по счёту, и пара скрылась в неизвестном направлении. След на том оборвался.

— Занятно выходит, — задумчиво проговорил поручик. — Кто, интересно, этот чернявый? Ясно, что любовник, вот только где его теперь искать? Может быть, близкие люди его знали, но… признаться, нынче я не готов еще раз беспокоить расстроенную девочку и больную старуху.

— Так может, в письмах что-то будет? — предположила Брамс, полностью согласная со спутником.

Если мать Акулины напугала вещевичку своей старостью и болезнью, то Царёва вызывала усталую недовольную гримаску и стойкую неприязнь. Не слезами, тут Аэлита ей искренне сочувствовала. Просто Тамара всей своей наружностью и нравом воплощала тот «идеал», от которого сама вещевичка отчаянно бежала всю жизнь: слабой, хрупкой, зависимой особы, весь образ мыслей и жизни которой определялся окружающими её мужчинами — вначале отцом, а после мужем.

— На это и надежда. И хорошо бы успеть сегодня, чтобы завтра всё же добраться до «Взлёта». А вы там, к слову, бывали?

— Да, конечно, хотя всего пару раз, — обрадовала Титова вещевичка. — У нас же институт частью при «Взлёте», мы все там бывали, многие туда и устраивались, кончив учёбу.

— Прекрасно, это весьма кстати. Мне прежде не доводилось посещать подобные места, и очень хорошо, что у вас имеется о них представление

— А что, в Петрограде нет заводов? — изумилась Аэлита.

— Отчего же? Масса. Просто вот как-то не случалось.

— У вас была настолько скучная служба в столице? — предположила Брамс.

— Напротив! — засмеялся Натан, и некоторое время оказалось посвящено рассказам о прежней жизни.

Поручик припомнил одну забавную историю, потом другую, и быстро увлёкся. Это оказалось исключительно приятно; нет, не травить байки, а смешить Аэлиту.

Титов любовался девушкой, и сам не мог не улыбаться в ответ, и под конец уже сам смеялся не меньше неё, просто заразившись весельем. Добрый час они вот так просидели, болтая и не думая о важном, а потом Натан насилу вспомнил, что сегодня им предстоит ещё одно серьёзное и не самое приятное дело и откладывать его дольше не стоит. Да и, вспомнив, не сразу сумел заставить себя прервать приятный вечер.

— Не тряситесь столь откровенно, не съедят же они вас, — насмешливо улыбнулся Титов, наблюдая за суетливыми попытками Брамс избавиться от своей дорожной униформы и прихорошиться.

Сначала она сдвинула на лоб очки, потом потянула наверх анорак, только после этого вспомнила про шлем и попыталась одновременно избавиться и от него, но руки от волнения слушались плохо. Суетой своей вещевичка добилась только того, что узел на макушке рассыпался и волосы намертво зацепились за пряжку шлема и очки. Учитывая наполовину стащенную грубую брезентовую робу, положение оказалось незавидным.

Аэлита зло зашипела и явно вознамерилась освободиться ценой порванного шлема или, скорее, пары клочьев волос. Допустить этого Натан, конечно, не мог, поэтому легко перехватил девичьи запястья и мягко отвёл их в сторону.

— Всё будет хорошо, — твёрдо сообщил Титов. Чуть повернул страдалицу и вынудил её наклонить голову, чтобы добраться до застёжки и освободить запутавшиеся кудряшки.

— Мне бы вашу уверенность, — вздохнула Брамс, легко доверившись рукам поручика.

Управился Натан быстро, повесил шлем и очки на руль, следом стянул с вещевички анорак — та лишь покорно подняла руки, словно ребёнок. Развернув девушку к себе спиной, ловко выбрал из волос шпильки, с удовольствием пользуясь благовидным предлогом зарыться пальцами в шелковистые рыжие пряди. Впрочем, быстро одёрнул себя и заставил отвлечься от этого увлекательного занятия. Держа заколки в зубах, проворно собрал волосы, скрутил, завернул, заколол — всё это заняло несколько секунд.