Дарья Кузнецова - Уездный город С***

— Я же говорил, во все времена мы были лучшими палачами, — нехотя отозвался Титов. — Нынче не средневековье, но от этого средства никто так и не отказался.

— То есть?

— То есть полицейских живников учат больше допрашивать, чем лечить, — пояснил Никитин. — Не пытать в прямом смысле, но… В общем, много способов. Другое дело, что применяются они редко, тут разрешение нужно, а для него — доказательства.

— Василий, а отчего ты начальником уголовного сыска быть отказался? — после нескольких секунд тишины вдруг спросил Титов.

— Неожиданно, — хмыкнул тот в усы. — Ты с чего об этом заговорил?

— Подумалось вот, что обязанности эти я саботирую безбожно, — тихо усмехнулся поручик. — Начал прикидывать, выходит, из тебя бы лучший получился. Неужто Чирков не предлагал?

— Да вот ровно по той же причине, что и ты, — засмеялся Φедорин. — Оно как-то не до бумажек, город-то больше занимает. Да ты не бери в голову, Натан, как-то же мы до сих пор жили. Пока с нами Михельсон, надёжный тыл по части документов обеспечен. Ей не в тягость, она привычная. Как прежнего нашего старшего на пенсию проводили и началась вот эта чехарда, так Михельсон у нас, почитай, за него.

— Так, может, её и предложить в начальники? — улыбнулся Натан. — Элеонора будет хорошо смотреться на этом месте.

— Откажется, ей тоже эти проблемы не нужны, — отмахнулся Федорин.

— Какой у нас уголовный сыск скромный, никто на начальственную должность не рвётся, — тихо засмеялся Титов.

— Отчего же никто? А Валентинов?

Отвечать на это никто не стал, сыскари только фыркнули одинаково. К тому же в этот момент автомобиль остановился у небольшого домика на Полевой, и стало не до разговоров.

— Андрей, отвезёшь пока Алечку? — предложил Федорин. — А я с нашим героем посижу, хоть подлечу его малость в меру сил. Дар у меня не бог весть какой, но всё лучше.

— Не надо меня никуда везти, — отмахнулась та, прихватив с заднего сиденья свои вещи. — Я здесь живу!

— То есть как? — возмутился Василий и недобро глянул на поручика, явно заподозрив того в дурном.

— Комнату она у той же хозяйки решила снимать, — со вздохом ответил Натан. Сил выяснять отношения сейчас не было, но объясниться требовалось. — Я пытался отговорить, но Аэлита Львовна весьма упряма.

— Есть такое дело, — усмехнулся Федорин, расслабляясь.

А там и сама Марфа Ивановна показалась на глаза, и сыскарь окончательно успокоился. Благодаря присутствию двоих крепких товарищей, помощь женщин не потребовалась, да и сам Титов был не настолько плох и вполне мог двигаться самостоятельно, пусть и с трудом. Хотя Брамс и Проклова всё же вертелись рядом, снедаемые беспокойством.

— Тебе бы в больницу лучше, — ворчливо заметил Федорин, выпроводив женщин и помогая петроградцу умыться, переменить одежду и улечься. От помощи тот не отказывался.

Ночной гость, о котором Натан ещё утром предупредил хозяйку, к нынешнему моменту успел проспаться и уйти.

— Вась, ты сам прекрасно знаешь, что не настолько мне и плохо, — отмахнулся поручик. — Серьёзных травм никаких нет, а это всё само собой пройдёт за пару дней. Если бы не нога, можно было бы спокойно дальше служебные дела делать.

— Прошло бы оно за пару дней, не трать ты силы на лечение царапин девицам, — проворчал Федорин. — Вот отчего нельзя было и её, и себя докторам сдать и не надрываться?

— Так не до докторов, надо было по горячим следам выяснять, что произошло, — отмахнулся Титов. — Я-то привычный, стреляный, а девушка напугалась… Можно подумать, ты бы на моём месте как-то иначе поступил!

— На твоём месте я бы женился и жену по всяким злачным местам не таскал, — искренне расхохотался Василий. Ещё больше веселья ему добавило и откровенное смущение поручика. — Брамс, конечно, девица довольно дурная, но хорошая, чего ты кругами ходишь — не понимаю.

— Ты никак в сводни заделался? — неприязненно нахмурился Натан. Одно дело, когда он сам обдумывает нечто подобное, а вот посторонних носов в таких делах петроградец не терпел.

А вообще, странно это. Сговорились они все, что ли, его с Брамс свести? Чирков со своими женщинами, теперь вот этот…

— Делать мне больше нечего, — отмахнулся Федорин. — Хотя тут только слепой не заметит, как вы друг друга влюблёнными глазами провожаете…

— Вась, не лезь, без тебя разберутся, — одёрнул его доселе молчавший Никитин. — Титов седмицу в городе, дай человеку хоть освоиться на новом месте! А ты его уже женить вздумал.

— И то верно, — виновато крякнул Василий. — Не серчай, Натан, я как-то подзабыл, что ты у нас человек новый, уж больно ладно в жизнь влился, словно всегда тут и был.

— Забыли, — отмахнулся Титов. Не ругаться же из-за такого пустяка, в самом деле.

Вскоре сыскари распрощались, у них и своих дел было в достатке, а петроградец почти сразу уснул: бессонная ночь сказалась, да и утренние события утомили до крайности.

А вот Аэлита, которая стараниями Натана чувствовала себя превосходно, первым делом занялась мытьём. Привычная к такому благу современного мира, как водопровод, она, конечно, ворчала от необходимости таскать вёдра воды из большой бочки на дворе, которую наполняли из расположенной неподалёку колонки, и мыться в корыте, потому что топить баню было долго, но терпела лишения стоически. К тому же сердобольная хозяйка помогла ей промыть волосы, причитая над синяками и ссадинами: Титов хотя и облегчил девушке жизнь, но полностью их залечить, конечно, не сумел.

Переодетая в чистое, Брамс почувствовала себя бодрой и полной сил, однако поручик, к которому она заглянула, крепко спал, и пришлось находить занятие на день самостоятельно.

За этим, впрочем, дело не стало: и без подсказки Титова вещевичка догадалась, что полученные от умбрографа результаты лучше бы расшифровать поскорее. Некоторое время подумав над тем, где можно выяснить заводской уровень вещевой силы автомобиля, Брамс так не пришла ни к какому выводу и, невзирая на ворчание Прокловой, направилась в Федорку на наёмном моторе, с тоской помянув раненого коня, которого еще предстояло вызволить со «Взлёта».

Вернулась она часа через два с хорошим уловом и устроилась в общей комнате, обложившись бумагами и прихваченными из института таблицами и вооружившись потёртой логарифмической линейкой. И просидела так до вечера, увлечённо покрывая чернильными закорючками лист за листом.

Марфа Ивановна бросала на вещевичку насторожённые взгляды и украдкой крестилась: высшая математика Брамс казалась ей сродни сказочной магии, значков этих женщина не понимала совершенно. Однако вопросами и подозрениями жиличку благоразумно не донимала: ну сидит и сидит, бурчит себе под нос какие-то заговоры непонятные про каких-то «объёмных интриганов», так ведь никому не мешает.