Дебора Харкнесс - Книга Жизни [litres]

– Прошу вас, – добавил он.

На теле Мэтью не было живого места. И все же я сумела найти такие точки, прикосновение к которым не добавляло ему боли. От Книги Жизни исходило слабое мерцание. Тусклый свет позволил мне отыскать несколько сантиметров неповрежденной кожи. Я наклонилась и осторожно поцеловала его в кончик носа.

Глаза Мэтью были закрыты. Не зная, слышит ли он меня, я окутала его своим дыханием, погрузила в свой запах. Ноздри Мэтью чуть-чуть раздулись. Значит, он почувствовал мою близость. Но даже это движение заставило его сморщиться от боли. От зверств, причиненных Бенжаменом моему любимому вампиру, мне хотелось кричать во весь голос. Усилием воли я подавила это желание.

– Любовь моя, тебе от меня не спрятаться, – сказала я. – Я тебя вижу, Мэтью. И в моих глазах ты всегда будешь совершенным.

Он хрипло выдохнул. Сломанные ребра давили на легкие и не позволяли дышать полной грудью. Сделав неимоверное усилие, Мэтью приоткрыл один глаз. Блеснула пленка крови. Зрачок был чудовищно расширен от бешенства крови и перенесенных пыток.

– Темно. – В голосе Мэтью я уловила страх. Наверное, он испугался, подумав, что темнота означает его скорую смерть. – Почему стало так темно?

– Сейчас будет светло. Смотри. – Я подула на палец, и на самом кончике вспыхнула золотисто-голубая звездочка. – Видишь? Она будет освещать наш путь.

Я сознавала всю рискованность своей затеи. Мэтью мог и не увидеть крошечной звездочки, и тогда его страх лишь усилился бы. Он пристально посмотрел на мой палец и чуть вздрогнул. Увидел! Его зрачок чуть уменьшился, и я сочла это хорошим знаком.

Теперь Мэтью дышал менее хрипло. Его тревога улеглась.

– Мэтью нужна кровь, – тихо, по-деловому произнес Болдуин.

Не опуская пальца со звездочкой, так как Мэтью пристально смотрел на нее, я попыталась закатать рукав свитера.

– Не твоя, – пояснила Изабо, останавливая мои приготовления. – Моя кровь.

Возбуждение Мэтью вновь усилилось. Я вспомнила Джека, пытавшегося обуздать свои эмоции.

– Не здесь, – попросил он. – Не на глазах у Дианы.

– Не здесь, – согласился Галлоглас, показывая Мэтью, что к его желаниям прислушиваются.

– Диана, позволь братьям и сыну позаботиться о твоем муже, – сказал Болдуин, опуская мою руку.

Я не спорила. Галлоглас, Фернандо, Болдуин и Хэмиш соединили руки в подобии носилок. Маркус крепко держал шип.

– Диана, у меня сильная кровь, – успокоила меня Изабо, беря за руку. – Я поставлю его на ноги.

Я кивнула. Но несколькими минутами раньше я сказала Мэтью сущую правду: в моих глазах он всегда останется совершенным. Меня не волновали его телесные раны и возможные шрамы. Куда серьезнее были раны, нанесенные его сердцу, разуму и душе. Никакое количество вампирской крови не могло их исцелить.

– Любовь и время, – шептала я, словно пытаясь составить новое заклинание.

Поодаль мои родные и друзья осторожно грузили Мэтью в багажник одной из ожидавших машин. Он был без сознания.

– Любовь и время. Вот что ему нужно.

Подошла Дженет. Стараясь меня поддержать, она положила руку на плечо и сказала:

– Мэтью Клермон – древний вампир. И у него есть вы. Думаю, любовь и время сотворят все, что нужно.

Когда Солнце проходит через этот знак, он предвещает великую судьбу, верных друзей и помощь принцев. И потому не бойтесь перемен, происходящих в дни правления Водолея.

– Домой.

Это было единственное слово, произнесенное Мэтью, пока мы летели.

Во Францию мы вернулись через шесть дней после событий в Хелме. Ходить Мэтью пока еще не мог. Руки его не слушались. Все, что попадало в его желудок, задерживалось там не более чем на полчаса. Изабо сказала мне правду: ее кровь медленно восстанавливала раздробленные кости Мэтью, порванные мышцы и сухожилия, а также внутренние органы. После бессознательного состояния, вызванного общим воздействием лекарств, боли и утомления, он теперь отказывался закрывать глаза даже во время отдыха.

Говорил он очень мало. Обычно, чтобы от чего-то отказаться.

– Нет, – сказал Мэтью, когда мы повернули к Сет-Туру. – В наш дом.

Я не стала спрашивать, в какой именно, и попросила Маркуса отвезти нас в Ле-Ревенан. Прежний владелец дал замку весьма подходящее название, ибо после всех истязаний, устроенных Бенжаменом, Мэтью был похож на призрака.

Никто не думал, что Мэтью предпочтет Ле-Ревенан Сет-Туру. Замок встретил нас холодом и пустотой. Оставив мужа с Маркусом, мы с Болдуином принялись спешно разжигать огонь в каминах и готовить постель. Учитывая нынешнее состояние Мэтью, мы обсуждали, в какой комнате его лучше разместить. В это время во двор въехало несколько машин из Сет-Тура. Даже вампиры не могли удержать Сару. Ей не терпелось нас увидеть. Подойдя к стулу Мэтью, моя тетка опустилась на колени. Ее лицо было полно сострадания и искренней заботы.

– Выглядишь ты просто жутко! – выпалила Сара.

– Чувствую себя еще хуже.

Лицо Мэтью, когда-то такое прекрасное и свежее, сейчас было предельно изможденным. Но я радовалась каждому произнесенному им слову.

– Когда Маркус разрешит, я наложу мазь. Это ускорит выздоровление, – сказала Сара, дотрагиваясь до кожи на руке Мэтью.

Воздух прорезал требовательный крик голодного ребенка.

– Бекка.

Мое сердце радостно забилось. Как здорово, что сюда привезли близнецов. Однако Мэтью почему-то не разделял моей радости.

– Нет! – Глаза Мэтью неистово сверкнули, и он задрожал всем телом. – Нет! Не сейчас! Не в таком состоянии.

Бенжамен не только издевался над телом Мэтью. Он пытался подчинить разум моего мужа. Для Мэтью это было тяжелее всего. После освобождения я все время подчеркивала, что он снова волен вести себя так, как считает нужным. Это касалось повседневной жизни и даже лечения. Но сейчас я пошла наперекор себе. Я взяла Ребекку из рук Изабо, чмокнула малышку в гладкую щечку и пристроила под локоть Мэтью.

Едва увидев лицо отца, Бекка перестала плакать.

Едва дочь оказалась у него на руках, Мэтью перестал дрожать. Я вспомнила, как меня трясло в ночь, когда я ее родила. Лицо мужа одновременно выражало испуг и блаженство.

– Правильная мысль, – пробормотала Сара. – Да и ты тоже паршиво выглядишь, – добавила она, бросив на меня беглый взгляд.

– Мам, привет, – сказал Джек, поцеловав меня в щеку.

Он попытался отдать мне Филиппа, но ребенок корчил гримасы и отворачивался.