Николай Айдарин - В поле зрения

— Эй, Маш! — Вика нагло выхватила у меня куртку и отдала горничной. — Отнеси в гардероб.

Вика, не дожидаясь ответа горничной, которую та принимала за служанку, повела меня влево в последнее перед холлом помещение.

— Это что-то типа гостиной, — пояснила Вика, когда мы вошли внутрь. — Одной из, по крайней мере. Папа велел тебя подождать его здесь.

Я оглядел комнату: книжные шкафы по бокам, слева горящий камин, самый что ни на есть настоящий, по центру два кресла из красной ткани перед массивным столом ручной работы, и одно сразу за ним, рядом с дверью справа неудобная маленькая кушетка.

— А когда здесь будет твой отец? — спросил я её. — Скоро?

— Уже едет, минут через двадцать будет, — заверила она, уставившись на меня. — Саша столько про тебя рассказывал в больнице…

Блин, этого мне ещё не хватало. Брат ей вполне мог наплести с три короба, выставив меня кем угодно, начиная от доверенного лица Брюса Уэйна и заканчивая тайным последователем тамплиеров. Конечно, он больше сам выпендривался перед ней, но вот только его выкрутасы теперь бьют по мне.

— ВИКТОРИЯ! — донёсся спасительный женский крик откуда-то издалека.

Вика скорчила недовольную гримасу.

— Опять эта крыса, ну что ей ещё надо? — Вика закатила глаза и, немного неловко развернувшись, ушла. Только добавила напоследок: — Я сейчас вернусь.

Надо сказать, она не вернулась ни через минуту, ни через десять, ни когда подъехал Джон. За время ожидания я действительно успел убедиться, что кушетка жутко неудобная — вроде мягкая, но её спинка слишком низкая и упирается в поясницу, что довольно больно, зато сидение такое длинное для меня, что я либо прислонялся к спинке и сидел с вытянутыми ногами, либо сидел с нормальным положением ног, но дурацкая резьба на спинке тогда врезалась мне в позвоночник между лопатками. Так что я быстро пересел на вполне удобное кресло возле стола, затем обнаружил полупустой графин с водой и чистым стаканом и выпил, наконец, одну из трёх оставшихся у меня таблеток. Голову только начало отпускать, когда в комнату вошёл Джон. Вид у него был недовольный, но опрятный. Если бы не запах пороха, который я уже научился узнавать, то по нему и не скажешь, что он только что побывал в зоне боевых действий.

— И как всё прошло? — осторожно спросил я его. Мы пожали друг другу руки, и он сел напротив меня за стол. — Вроде не слишком удачно.

— С этим-то как раз всё нормально, — отмахнулся он, взяв испачканный мной бокал. Он осмотрел его, признал не очень чистым, вытер края рукавом свитера, открыл один из ящиков стола и достал оттуда коньяк. Налил в полпальца, выпил и предложил мне: — Будешь?

Я покачал головой. Пил я редко, только по праздникам ну или в особых случаях, да и мешать алкоголь с таблетками было далеко не лучшей идеей.

— Тогда что не так? — нахмурился я.

— Лучше бы ты выпил, — ответил он, доставая из кармана свёрнутый лист бумаги и протягивая его мне.

Я взял его в руки и развернул. Это была ксерокопия, причём не лучшего качества, причём у принтера ещё и краска заканчивалась, но чёрно-белая фотография и текст под ней всё равно были довольно чёткие и разборчивые. С полицейской сводки на меня смотрело подозрительно знакомое лицо, над которым была надпись «Их разыскивает полиция».

— Это что — шутка? — я недовольно посмотрел на Джона. — Если да, то совсем не смешно.

К моему сожалению, Джон не смеялся, напротив, был серьёзнее некуда.

— Какие уж тут шутки, — пробормотал он.

С листа на меня смотрело моё собственное лицо.

— Это точно не шутка? — переспросил я Джона.

Я никак не мог поверить, что меня объявили в розыск. Как, а самое главное — за что? Хотя, тут написано за что: статьи сто шестьдесят семь, двести десять и двести семьдесят семь. По моей спине пробежал холодок. Уничтожение имущества, участие в преступном сообществе — уже весьма немало получается, но обе эти статьи даже в совокупности не сравнятся с последней, двести семьдесят седьмой. Посягательство на жизнь государственного деятеля. За это полагается смертная казнь, пусть она и не применяется в России уже довольно долгое время. Смертная казнь. Похоже, я приплыл.

— Увы, — Джон развёл руками. — А что, серьёзные преступления?

— Не то слово.

Хотя, с другой стороны, я твёрдо знаю, что меня подставили, я уверен в этом. Более того, я знаю, чьих это рук дело. Наумов, без сомнений. Уничтожение имущества — должно быть, они имели в виду тот взорвавшийся автомобиль, меня выставили крайним. Участие в преступном сообществе — вот моя связь с Джоном, охрана палаты Сашки это только подтверждает. Ну а покушение на жизнь государственного деятеля — моя стычка с Наумовым в торговом центре. Метание столов, загоревшийся эскалатор, стрельба из пистолета, подозрительно похожего на настоящий — свидетелей хоть отбавляй, я там единственный был, кто стрелял. Да, в этом не было политического подтекста, но Наумов решил, что если он слегка изменит тон моего якобы преступления, то это лучше подействует на меня. Я даже представляю, как это выглядит со стороны: я конфликтую с Наумовым, нападаю на него, но его охрана реагирует раньше, чем я успеваю выстрелить в него, и я пытаюсь сбежать. То, что я достал пистолет далеко не сразу, никто и не вспомнит — когда происходят подобные события, очевидцы обычно плохо запоминают их порядок. Этому так же способствует потяжелевший на несколько купюр карман.

Вот они, неприятности, которые он мне обещал. Если бы не похищение Сашки, то я бы ушёл в подполье, как Анна. Готов поспорить, она или Джон бы мне в этом помогли, они оба имеют подобные связи. Но сейчас я не могу сбежать. Я знаю, что Наумов делал со своим собственным сыном, и если он в итоге не получит меня (когда я трусливо сбегу), то, уверен, он вплотную займётся им. В конце концов, Сашка ведь тоже телепат, как и я, пусть для этого ему и требуется допинг. Для такого, как Наумов, это проблемой не является. Наумов твёрдо дал мне понять, что он хочет видеть меня в своей команде, и, похоже, он ради этого готов использовать даже такие грязные приёмы, как ложные обвинения и подстава.

— Чёрт! — я со злостью ударил кулаком по столу, да так сильно, что почти пустой графин подскочил с серебряного подноса и упал, разлив остатки воды по полу.

— Так плохо? — спросил Джон.

Он налил ещё немного коньяка и протянул мне. Я взял бокал и махом выпил всё, огненная вода обожгла мне горло и ухнула в пустой желудок. Сейчас был как раз особый случай.

— Наумов похитил Сашку, — тихо сказал я, вертя пустой бокал в руках. — И эти обвинения — его рук дело.

— Я знал, что он далеко не ангел, но чтобы настолько… — сказал Джон и грязно обозвал Наумова по-английски. Я не понял, кем он его назвал, но это точно было ругательство — хоть мы и говорим на разных языках, но ругаемся все одинаково. — Поэтому ты хотел меня видеть, да?