Николай Айдарин - В поле зрения

Александр, мой брат, мёртв. Дмитрий Наумов тоже мёртв. Анна в бегах, Джон временно тоже не у дел, надо будет проверить, что с ним, если только он, конечно, не съехал в срочном порядке из того дома из-за предателей, которые точно знали, где он жил. Надо узнать, что с Ромой, будет ли он и дальше помогать мне, или же испугается и уйдёт в сторону. И надо узнать, что с Семёном.

Домой мне сейчас нельзя — у мамы с папой есть ключи, и, скорее всего, у нас они и остановятся, пока будут проходить похороны. Чёрт, я сказал «у нас». Нет больше никаких «нас» — это моё жилище. В которое я не могу пока вернуться, чтобы не натолкнуться на родителей. Хотя, на похоронах мы всё равно встретимся, это неизбежно, но там будет много людей, и я надеюсь, что они будут хоть немного сдерживаться.

Проклятье.

Ладно, похоже, вариантов нет — иду к Семёну. Пережду у него пару деньков, а потом уже придумаю что-нибудь.

Семён обрадовался, когда увидел меня, хотя виду он и не показал. На мой вопрос, могу ли я пожить у него пару деньков, пока не утрясётся вся ситуация с похоронами, он ответил:

— А кто умер?

— Александр Айдарин, мой брат.

Семён несколько секунд смотрел на меня, пытаясь сообразить, не шучу ли я, но я был серьёзен как никогда. Затем он коротко выругался и пригласил меня внутрь.

— Живи сколько нужно, — мрачно проскрипел он.

— А как твоя…

— Всё ещё в больнице, её не будет две недели. Всё обошлось, даже почти без последствий, но, я думаю, что ей лучше не сообщать пока этой новости, сам понимаешь.

Затем я поведал Семёну всё, что со мной произошло за то время, когда я от него ушёл в последний раз, запретив участвовать в этой заварушке. Ну, не совсем всё рассказал — я всячески избегал упоминания Анны. Сейчас это уже не имело никакого смысла, но я не хотел, чтобы мой напарник уличил меня во лжи — ни к чему хорошему это не приведёт, особенно с природной подозрительностью Семёна. Я не хочу поссориться с ещё одним человеком. Но я так же нашёл в себе силы признаться ему, что я обладаю особенным даром, и что все мои беды за последний месяц возникли именно из-за него. Я рассказал про RD всё, что я знал на текущий момент, я рассказал, как мы с Джоном попали в плен Наумова благодаря предательству, как мы с боем бежали из него, как столкнулись с Алексеем, и как он накачался RD.

— Подожди, — остановил меня Семён. — То есть, ты хочешь сказать, что тот грёбаный смерч — это его рук дело?

— Косвенно, — кивнул я. — Он усилился настолько, что смог управлять электромагнитным полем довольно больших размеров. Он притянул грозу, и это придало ему дополнительных сил. Но это же и сыграло с ним злую шутку.

Я рассказал, как Наумов выстрелил в меня, как я попытался защититься, и в результате пуля угодила в брата. Как Наумов попытался сбежать по морю, но у него ничего не вышло. И как Алексей потерпел поражение, не справившись со своей мощью.

Я видел по глазам Семёна, что он не до конца поверил мне. Я был избит, весь в ранах и кровавых подтёках, забинтованный и залепленный пластырями — такому человеку легко списать все его россказни на бред, посттравматический синдром, особенно если учесть гибель близкого человека. Но я почти доказал ему, что я не вру, я проделал с ним ту же штуку, что и с Джоном. И, всё же, Семён так до конца мне и не поверил.

— Сколько ты таблеток съел за последние сутки? — спросил меня он. — Обезболивающего?

— Не в таблетках дело, как ты не поймёшь!

— Сколько?

Я задумался.

— Две в скорой. Ещё две в участке до допроса, и одну после. И ещё одну перед больницей.

— Шесть. И как ты себя сейчас чувствуешь?

— Перед глазами всё время летают розовые слоники с реактивными ранцами, а что?

Шутка не прошла, Семён с тревогой посмотрел на меня, затем быстро навёл чай с малиной, силой напоил меня и отправил спать. Я упирался столько, сколько мог, но стоило моей голове коснуться подушки, как я тут же заснул. Я чертовски сильно устал, я был измотан и избит, и, наконец, я смог отдохнуть и выспаться. Похоже, что я был истощён так сильно, что у меня даже не хватило сил на привычные сновидения, хотя я до этого не сомневался, что стоит мне закрыть глаза, как я окажусь в собственном кошмаре. За одно только это я был готов поверить в бога, но стоило мне открыть глаза и понять, почему я оказался не в своей постели, как всё желание моментально отпало.

Весь следующий день прошёл суматошно, в подготовке к похоронам. Родители принимали в этом непосредственное участие, но я наотрез отказался общаться с ними даже тогда, когда они дозвонились до квартиры Семёна, и тот сдал меня. Я объяснил родителям через него, где найти мою заначку на самый-чёрный-день, который, похоже, наступил, и я полностью остался без денег. Единственной купюрой, которая всё ещё оставалась у меня, был мятый полтинник в кармане рваной куртки. Я и Семён помогли родителям организовать похороны, найти нужные агентства и подыскать место на кладбище — всё наше общение происходило через Семёна. Я безмерно благодарен ему за это, но, в конце концов, он не вытерпел после того, как я заявил, что я не поеду на похороны в назначенное время, а подожду, когда все разъедутся. Семён обозвал меня кретином и полным эгоистом. А потом ещё и позвонил шеф и сказал, что если я не буду на похоронах, то он меня уволит. Пришлось согласиться.

Но в назначенный день Семён повёз меня на своей развалюхе благодаря моим уговорам сразу на кладбище, таким образом, я успешно пропустил начало всей траурной церемонии. День выдался холодный, пасмурный, небо снова заволокли серые унылые облака, но ветра не было. Место было подобрано удачно — там, где было поменьше вездесущего орешника, на склоне небольшого холма. Мы застали как раз тот момент, когда гроб уже опустили в вырытую яму, и многочисленные знакомые и родственники каждый подходил и бросал горсть земли вниз. Первыми, конечно, были родители, затем уже все остальные тётушки-дядюшки и прочие, выстроившиеся в порядке живой очереди, словно в магазине. Рабочие с лопатами скучающе ждали в стороне вместе с толстым батюшкой, вот уж не знаю, кто его пригласил — вроде бы ни я, ни родители не отличались религиозностью. Я пропустил вперёд Семёна и собой замкнул очередь. Отходящие от ямы люди косились на меня и старательно обходили стороной, даже те родственники, которые знали меня с детства. Немногочисленным детям и подросткам запретили подходить ко мне близко, разрешая только поздороваться издали, я своими собственными ушами слышал это. Семён пробурчал что-то неодобрительное в сторону таких «родственничков» и того, как они теперь от меня шарахаются, но мне было плевать на это, по крайней мере, я пытался убедить себя в этом. В последний момент, когда я подошёл к самой могиле, я встретился взглядом с отцом, внимательно наблюдающим за мной, и вздрогнул. Отвёл взгляд, наклонился, схватив горсть промёрзшей земли, и немного небрежно бросил её вниз, что тут же было отмечено окружающими, и они зашептались у меня за спиной. Рабочие дождались, когда я закончу, и стали закапывать яму, быстро забрасывая её землёй, а батюшка затянул длинную молитву. Я вышел из толпы плачущих родственников и собрался было уже уйти прежде, чем у кого-то лопнет терпение, и меня выгонят с похорон, но я не успел. Тяжёлая мозолистая рука отца легла на моё плечо, и он повёл меня в сторону. Я обернулся, поискал взглядом Семёна и обнаружил его рядом с матерью, прикрывающую лицо платком. Он заметил мой взгляд и кивнул, мол, держись.