Станислав Гагарин - Пожнешь бурю

Как жаль, – продолжал он, – что не смогу сегодня же отправить тебе это письмо. Видимо, оно так и проплавает со мною весь поход и будет передано адресату самим отправителем из рук в руки».

Он посмотрел в подволок каюты, представил себе многометровую толщу соленой воды над собой и усмехнулся. Как много желающих сейчас увидеть его на поверхности океана… И бесчисленные противолодочные корабельные вертолеты, оснащенные гидроакустическими станциями, и эскадренные миноносцы, и дальняя, средняя и ближняя гидролокационные системы обнаружения, и глазастые спутники, обшаривающие океан с околоземных орбит. Много чего навыдумано американскими специалистами, чтобы поймать в ловушку «Сибирский комсомолец» и других «комсомольцев», которые тоже ведь не лаптем щи хлебают, умеют уходить и прятаться в пучине.

«Хорошо, что я не храплю во сне, – усмехнулся Макаров. – А то ведь скоро и храп причислят к демаскирующим факторам. И тогда деться будет некуда бедным подводникам!»

Да, непросто стало современным капитанам Немо водить советские «Наутилусы» в океанских глубинах, где они руководствуются теми же общечеловеческими принципами, что и легендарный индийский принц Дакар…

«Интересная параллель, – усмехнулся Василий Макаров, встал из-за стола, потянулся, разминая затекшие мышцы. – Надо написать об этом Андрейке».

Он подумал, не сходить ли поплавать в бассейне, но тут в дверь постучали, и, получив разрешение, в дверях показался заместитель командира корабля по политической части капитан 2 ранга Шиповский.

– Кстати пришел, Андрей Максимович, – обрадовался Макаров. – Пойдем-ка нырнем в бассейн, мяч покидаем в ворота.

Бассейн на подводной лодке был небольшим, всего шесть на двенадцать метров, но в водное поло моряки играть в нем ухитрялись.

Я по поводу лейтенанта Пахомова, – сказал замполит.

Что-нибудь опять? – нахмурился командир. – Неужели сорвался?

Нет, – улыбнулся Андрей Максимович. – Совсем даже наоборот… Написал заявление, просит принять его в комсомол.

– Да ну?! – сказал Макаров.

…– Дедушка, – спросил Андрейка. А А вы больше не встречались с ним?

С кем это, парень, я не встречался? – улыбнулся Иван Егорович.

С летчиком, которого вы спасли? – вежливо спросил внук. – Тем американцем.

Он был хорошо воспитан, этот не по годам развитой парень. Наверно, и это тоже интуитивно не принимал старый генерал, хотя, конечно, ни 8а что бы не признался и самому себе. Просто у него было иное детство, у пятого ребенка в семье путевого обходчика Егора Макарова, выходца из небольшого сельца близ владимирского города Вязники.

Всего их, выживших в голодные и холодные годы «макарят», как называл ребятишек отец, было восемь. Л минувшая война разом споловинила выводок путевого обходчика. Па троих братьев и сестру Нюрку, санинструктора роты, пришли похоронки. Сам же Егор Макаров-старший обихаживал раненых в санитарном поезде. Считалось это дело службой по второй категории, для первой у бывшего матроса с бронепоезда гражданской войны годы и здоровье были не те. Только вот и в поезда с ранеными попадали бомбы, их тоже расстреливали «мессеры». О гибели отца в Восточной Пруссии Иван Макаров узнал в середине мая сорок пятого года. Чуток не дотянул до святого Дня Победы.

Порою раскидывал генерал умом: почему это его больше к Витьке тянет, нежели к Андрейке? Ведь все это чушь, будто внуки, как и дети, для отца с матерью и деда с бабкой все одинаковы. Не так это вовсе… Конечно, в том смысле, что готовы в огонь и в воду за любого из них – это да. Но чтобы чувство к разным существам ничем не разнилось – пет, так не бывает.

Просто Витька напоминал деду его самого, каким оп был в детстве. Потому и отличал его. Что ж, Виктор, он ведь тоже не оболтус какой безответственный, хотя и может, вот как сегодня, забыть и про гостей, и про свой день рождения. Опять же парень не менее развитой, чем Андрейка, хотя и по-своему. Ум у Виктора более природный, что ли, слившийся с его натурой, органичный. А Андрейка – этот раскладистый какой-то, разделено у него все по сусекам: здесь для баловства и детских шалостей, а вот для умных разговоров со взрослыми, а там – для школьных дел. Рациональный какойто парень.

«Может быть, так и надо, – думал генерал Макаров. – В наш век глобальной информации по-другому попросту нельзя. Не успеешь освоить решенное человечеством до тебя, как наступит вечер, когда самому чтото решать поздно. Не знаю. Только в атаках на «мессеров» я полагался именно на таких вот Витек, которые не станут размышлять и прикидывать, взвешивать все «за» и «против» в оставшиеся мгновения, когда решается судьба боевого товарища».

Конечно, никому Иван Егорович мыслей этих не доверял и с ребятами держался ровно: не дай бог выделить кого-то. Ото было бы в высшей степени несправедливо. А несправедливость старый генерал почитал самым большим злом.

Тогда я доставил Дика Тейлора в Полтаву живым и невредимым, – сказал, приветливо улыбнувшись Андрею, генерал-лейтенант. – До сих пор помню, как лихо он стрелял по фрицам из ракетницы.

И больше вы не виделись? – заинтересованно спросила Ксения.

– Виделись, – ответил Макаров. – Еще два раза.

На следующий день он пришел ко мне со своим командиром эскадрильи, фамилию его запамятовал. Ну, мы, конечно, лицом в грязь не ударили…

Потом, через месяц, Дик снова прилетел в Полтаву. Тут мы с ним обменялись адресами, фотокарточками. Кстати, фото его у меня сохранилось. Буду разбирать бумаги – найду.

– И покажете? – загорелся Андрейка.

Отчего же не показать! Напомни мне только, хорошо? Сам понимаешь – дед твой уже в том возрасте, когда… Склероз, одним словом.

Для укрепления памяти надо больше рыбы есть, – сказала Маргарита Иосифовна и положила себе кусок пирога с палтусом. – Морской особенно. В ней фосфора много. И еще, говорят, тертую морковь. С подсолнечным маслом.

– Морковь улучшает зрение, – уточнила Ксения.

– И зрение тоже, – не стала прекословить Маргарита.

Генералу Макарову ситуация эта показалась комичной, он фыркнул. Все повернулись к нему, и Иван Егорович несколько смутился, настолько, насколько его вообще что-либо могло смутить. Любимым его выражением было: «Краснеют только девицы, настоящий мужчина только бледнеет от ярости к врагу».

– Больше мы с Тейлором не встречались. Спрашивал других американских летчиков о нем, – продолжал как ни в чем не бывало Макаров. – И мне объяснили, что он вылетал боевую норму и отправлен в Соединенные Штаты.

– Какую норму? – не поняла Вера.

Такие у союзников были порядки. Отлетал сколько тебе положено над Германией, остался жив – и отдыхай на здоровье, пусть другие теперь рискуют. Не ручаюсь за точность, но, кажется, в американской авиации заведено было так: сделал ты двадцать пять боевых вылетов, покидал бомбы на Германию – и баста. Свободный от войны человек.