Мер Лафферти - Шесть пробуждений [litres]

Он на мгновение удивился звуку, который слышался в комнате, но сообразил, что этот пронзительный вой попавшего в капкан зверя издает он сам.

Он забился, упал с кровати и ударился о плиточный пол. Вчера при таком падении он сломал бы бедро. Он был голый и увидел, что у него молодое здоровое тело.

Они это сделали! Не могу поверить, что это возможно, гореть им за это в аду, о Боже, чем я так прогневал Тебя?

В его панику вторглась Розалинда, открывшая дверь. Он шарахнулся от нее, спрятался за кровать, прикрывая гениталии и отводя взгляд.

Она недовольно посмотрела на него.

– Перестаньте. Я все это видела уже много раз, – сказала она.

На мгновение в нем поднялся страшный гнев – она, монахиня, видела обнаженного мужчину! Но потом он вспомнил, что монахиня она мнимая. Вполне вероятно, что, притворяясь монахиней, она вела развратную жизнь.

Из скромности он продолжал правой рукой прикрывать гениталии, а левой потянулся к кровати, чтобы взять простыню и закутаться в нее.

Розалинда сама сдернула эту простыню и набросила на него.

– Неважно. Вы привыкнете. Понадобится время, чтобы акклиматизироваться после первого пробуждения. Как вы себя чувствуете?

– За это ты умрешь, – прошептал он. – Убийца, губительница душ, мразь.

– Осторожнее со словами, Гюнтер. Каждое слово, произнесенное вами против клонов, теперь оборачивается против вас, – сказала она. – Разве вы не видите? Я не убила вашу душу; вы в точности такой, как раньше, только тело стало молодым и здоровым.

– Как ты могла так поступить со мной? Я поддерживал тебя. Я пригласил тебя в свою церковь!

– И все это время называли таких, как я, мразью, – холодно ответила Розалинда. Отодвинув стул от стола, она села. – Всякий раз как у меня возникало к вам теплое, дружеское чувство, вы губили его, называя меня бездушным уродом.

В его груди фейерверком вспыхнул адреналин. Милостивый Боже, он забыл, как это – чувствовать такую силу.

– И чего ты ждешь от меня сейчас? Хочешь, чтобы я встал и провозгласил: «Аллилуйя! Я клон-священник, клоны замечательные, у них есть душа, и они любимые Божьи создания!»?

– Сойдет для начала, – ответила она. – Подумайте: если вы станете первым главой церкви, который распахнет все двери клонам, прихожане столетиями будут слушать ваши проповеди, приносить десятину, оказывать поддержку. Большинство клонов очень хорошо умеют распоряжаться деньгами, они за свою долгую жизнь сколачивают большие состояния. А ведь церкви именно это нужно? Пожертвования? Десятина?

– Думаешь, дело в деньгах? Ты убила меня из-за денег?

– Расслабьтесь, Гюнтер. Вы же были в Ватикане и видели: конечно, все ради денег. Деньги клонов того же цвета, что у всех остальных. Церковь это поняла, когда приняла женщин и извращенцев. – Она ахнула, подражая разгневанному священнику: – Даже извращенку вроде меня. Они и в этот раз сообразят. Но вы нужны нам, чтобы поддерживать нас.

– Не дождетесь, – сказал он. – Я вас разоблачу.

Она вздохнула.

– Гюнтер, клонирование – не единственное, что моя организация планирует для вас. Вы можете помочь нам сейчас или потом, но в конечном счете все равно поможете.

– Да я скорее умру!

Она наклонилась к нему. Всякое тепло ушло из ее голоса.

– Тогда мы снова вас клонируем. Мы можем делать это ежедневно.

– Ну и делайте, – сказал он, вставая и отбрасывая простыню. – Я не дрогну!

Она встала.

– Вы ведь ничего не знаете о технологии клонирования?

– О чем ты?

– Неважно. Обед через час. – Она порылась в сумке. – А пока я вам кое-что принесла почитать. – Она протянула ему «Взгляд из бака», книгу Салли Миньон, самой успешной предпринимательницы-клона. – Попробуйте взглянуть под другим углом. Надеюсь, вы передумаете. Альтернатива будет неприятной.

Вольфганг ожидал более резкой реакции на свое заявление, но Джоанна не тронулась с места, только ее темная кожа стала пепельной: она побледнела.

– Ну что? – спросил он.

– Конечно, я помню рассказы. Но, господи, клонировать восемь раз за три дня! Невероятно, что с тобой делали. Наверно, в конце концов тебя сломали.

– Нет, – сказал он. – Не сломали. Меня клонировали в первый раз, пытали, а потом зарезали, причем снимали карту мозга, пока я истекал кровью. Чтобы я проснулся, помня весь прошлый опыт. Так они поступали шесть раз.

Джоанна поморщилась.

– Но если ты не сломался, что произошло? – спросила она.

– Проснувшись в своем восьмом теле, я все помнил, только желание сопротивляться исчезло. Они лишили меня этого стремления. Меня сразу приветствовали, накормили и начали свою пропагандистскую кампанию. Именно тогда мятежи клонов перекинулись на Луну.

– О. Вот когда они подключили хакера, – бесстрастно сказала Джоанна.

Он кивнул.

– Думаю, они вырастили для меня несколько тел, и я заставил их истратить их все. Они могли либо начать делать новые тела, либо пойти быстрым путем.

– Быстрым, дорогим и очень опасным, – сказала Джоанна.

Слова казались Вольфгангу кислым комом во рту, он с трудом сглотнул.

– Я все помнил о том, как сопротивлялся и знал, что изменил мнение, но то, что я помнил все доводы против клонирования, не вызывало желания приводить их снова. Я больше не верил .

Они отняли у меня веру. Я думал, это невозможно.

Он встал и прошел на ее маленькую кухню. Налил из крана воды в стаканчик. Выпил и снова налил.

– Но в одном они были правы: я больше не верил, что, став клоном, потерял душу. Теперь я знаю, что потерял душу, когда меня взломали .

Он выпил воду и бросил пластиковый стаканчик в стену за ее кроватью. Тот ударился о стену и отлетел к Джоанне. Она вздрогнула и увернулась.

– Ты изменил соотношение сил, когда принимали законы о клонировании, – сказала она. – Я помню, что видела о тебе сюжеты в новостях и более подробные отчеты оперативников, работавших на Луне. В тот вечер были приняты Кодицилы.

Вольфганг продолжал.

– Я почувствовал облегчение, когда их приняли, хотя мои новые хозяева были недовольны. Меня запрограммировали так, чтобы меня не заботила моя участь, но я видел достаточно, чтобы не соглашаться с ними. Я откололся от этой группы, сменил имя, приобрел некоторую защиту и запустил в Университете Луны программу изучения клонов. Человек, лишенный души, не мог больше принадлежать церкви. Я выкрасил волосы и стал носить линзы, но потом перестал, уверенный, что спустя много времени меня никто не узнает.

У Джоанны был такой вид, словно она хочет его обнять. Он от души надеялся, что она этого не сделает. К счастью, она оставалась в своем кресле.

– Мне жаль, что ты через все это прошел, – сказала она наконец.

– Спасибо. – Почему-то ему стало легче. – Это не твоя вина. И я оставил все это позади.