Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Меж тем, по-прежнему непроницаемый туман с рассветом побелел, стал походить теперь на ярко-матовую полусферу надо мной.

И хотя в нем, как и прежде, оставалось что-то жутковатое, что-то от белой больничной палаты, он не казался мне теперь столь ужасающим и столь опасным. Он все больше, больше становился даже несколько забавным и уютным, вроде полога от комаров. А спустя еще минут с пяток-десяток, удивительно совпав по времени с "тычком"-поклевкой и моей мгновенною подсечкой рыбины рывком "из-под себя, наотмашь", верх полусферы вдруг зажегся-воссиял чарующим розовым светом, словно я, рванувши удочкой, включил невидимую, потайную, очень красивую лампу. Удар крючка, однако, пришелся мимо губ какой-то, видимо, довольно крупной рыбины; решил проверить-осмотреть живца. Крутя катушкой, вывел мормышку к лодке. Ошибки быть не могло: на цевье крючка осталась лишь голова наживки. Тушку срезало под самый его загиб. Отмахнуло - будто отсекло ножом.

Снизу, издали вдруг долетели звуки, похожие на лягушачье кваканье. Сомнений не было: накачивали надувную лодку.

"Ах, вот из-за чего рюкзак Пришельца оказался выше головы! В нем находилась лодка!" - подумалось об остряке-поэте.

Впрочем это обстоятельство могло лишь повлиять на малую корректировку плана действий, но ни в коей степени на сущность принятого мной решения. Даже с наличием у "пиита" в ведерке живцов-ротанов - что было, в общем-то, весьма-весьма сомнительным - он не смог бы со мной соперничать ввиду бесспорной тихоходности и неуклюжести его плавсредства! А также, если угодно, в самой технологии ловли! Он не мог, ни в коем случае, с необходимой скоростью вновь и вновь заплывать "на тоню"!.. А это - главное условие успеха! Ему предстояло одно из двух! Либо торчать на якоре и "пулять приманку" - что, лично по мне, давно уж было архаичной ловлей! Либо маяться-таскаться следом за моею лодкой, что было бы, во-первых, неприлично!.. Во-вторых, и тяжело, и малоэффективно на его резиновом, не приспособленном для гонок пузыре. К тому же, в случае его попытки "сесть ко мне на хвост", я непременно бы завлек-заманил его на участки, где он оторвал-оставил бы все свои до единой приманки.

Вновь незамедлительно приладив на мормышку ротана, проплыл местечко, называемое Круглой ямой. Мы, здешние, ее еще именуем "чашкой". Удивительно симметричный по окружности провал на дне метров двадцати в диаметре, с перепадами глубин метров до полутора, до двух. Однажды за час рыбалки взял в ней семь килограммовых щук, восьмую - на два девятьсот и трех окуней граммов до семисот.

Проплыл Лабиринт - совершенно хаотичный и непредсказуемый участок на пятиметровой глубине. Его провалы столь же покаты, как и у чашки, но вполовину мельче. Здесь есть и кружовинки, и поперечные траншейки, и "коридорчики", и все - не больше метра глубиной. Причем весь этот "ребус" расположен с небольшим уклоном по направлению к фарватеру реки. Лет пять назад в одной из его подмоин поддел сома почти на восемь девятьсот. Взял довольно-таки трудно, с помощью сачка. Как умудрился мой знакомый, меленковец, выудить на семьдесят четыре килограмма где-то под селением Ерахтур в Рязанской области - не представляю. Лично мне у нас в Оке крупнее десяти вылавливать не приходилось. И тех лишь штук двенадцать за всю мою рыбацкую судьбу. Разумеется, конечно, без учета "мелких", килограммов до полутора, до двух. Впрочем, этих тоже можно было сосчитать по пальцам - не более десятка или же немногим более.

Солнце поднялось над горизонтом. Розовый свет в моей неотступной "келье" вдруг превратился в более веселый, золотисто-нежный. Он постепенно становился ярче, ярче, волновал-будоражил душу, радовал чувства. С Кручи в эти самые мгновенья изумительнейший вид!.. Бескрайнее золотое море плотных, дымчатых, перемещающихся масс.

Но вот ветерок ощутила щека. Еще одно его прикосновение к лицу, еще!..

Огромная проталина вдруг появилась слева. Клочья золотистой белизны стремительно неслись над гладью синеватых вод, будто бежали-спешили по ним куда-то вверх по реке, по направлению к затону.

Спустя минуту или две еще одна широкая прогалина мелькнула в расслоениях тумана. Секунды три или четыре был даже различим один из выступов Кручи с его неглубоким овражком, поросшим преимущественно старыми деревьями.

Впрочем, знакомые точки на дне ведали мне о том же. И без того ничуть не сомневался, что подплывал к парому, и до Пришельца оставалось тоже где-то метров восемьсот.

Еще прогалина, еще! Снова, было, показался рыжий берег. Но на сей раз - слева, на той стороне реки.

И вот, наконец-то, будто разверзся золоченый занавес! Залитые солнцем берега предстали в их ошеломляющем величии на фоне голубых небес, сверкающе-зеркальных, словно застывших в безветрии вод.

Пришелец, как и следовало ожидать, был уже на плаву. Дутый борт его голубоватой лодки "маячил" метрах в сорока от берега, примерно в том же самом месте, где напугал меня сегодня утром своею безголовостью и чтением стихов. Бордовый, чуть приплюснутый квадрат его неимоверно маленькой, смешной палатки виднелся на пригорке лугового скоса, фактически являвшегося громаднейшим подпятником высокого крутого берега, поросшего, словно рыжею гривою, лесом.

Подле "камней" у воды, будто статуэтки, замерли фигурки пареньков в их светловатых курточках. Палатки позади них не было, и, получалось, оба находились сами по себе, без присмотра взрослых. Берег был совершенно пустынным. Лишь около Мокрого рога вдали кто-то запалил костер: сизая струйка дыма зависла над прибрежным, начинающим желтеть кустарником.

"Молодцы!.. Во всяком случае - не сони-лодыри, коль поднялись-пришли столь спозаранку и даже если оставались на ночь. Уж лучше удить-рыбачить, чем слоняться-шалопайничать!" - с уважением подумалось о пареньках, а заодно - с укором о беспечности родителей, отпустивших, столь пока еще сопливых пареньков, без присмотра взрослых, на Оку - на столь опасную реку.

Очередной "тычок" был почти напротив парома. Щелчок был столь внезапным и молниеносным, что даже не успела среагировать рука. Моя подсечка с опозданием - в чем можно было бы не сомневаться - была безрезультатной. Поднял-осмотрел живца. Хватал судак. Вместо щучьих резаных ранений на рыбке был явный задир, будто старались снять-ободрать с нее его серую чешуйчатую шкурку.

Не мешкая, снова заплыл-возвратился метров на двадцать вверх, прошелся по той же линии. Поклевки не было. Заплыл еще. И - снова попусту.

Получалось, что ранний утренний клев, как и вчерашний, оказывался тоже хилым, слабым. Рыба явно брала с опаской.

К тому же - полная предубежденность многих рыболовов в том, что утренний клев является лучшим! Часто рыба начинает брать-ловиться с девяти и даже с десяти часов! Какой-то год приезжал рыбачить лишь после обеда, поскольку в первой половине дня та "не отзывалась" вовсе! И рекордным в жизни, как запомнилось, был именно вечерний клев! За три с половиной часа - двадцать семь килограммов отменного, крупного судака... Вот так прикатил тем летним вечером поплавать-отдохнуть часок-другой!