Ева Никольская - Моя темная «половина» [litres]

Память очень вовремя подкинула картинку из прошлого и, не менее растерянно глядя на моэру, я прошептала:

– Ырли?

– Э-э-э… сейлин? – тоже перейдя на шепот, уточнила она. – Как-то здесь жутко, надо выбираться. Ты одна?

– Я… – Тьма колебалась, тьма колыхалась, тьма развевалась словно крылья за моей спиной, и я бы с радостью взлетела, но… тьма не давала мне возможности летать. Зато она позволяла исследовать энергетический силуэт собеседницы, в который, словно инородный отросток, вцепилась чья-то ненормально длинная лапа. – Я одна, да! – крикнула, разозлившись с новой силой, и впилась в эту чертову конечность. – И меня одной на вас всех хватит!

Детский визг стал мне желанной наградой. Никогда не думала, что могу осознанно быть такой жестокой. Но жалости к этим мелким тварям, устроившим нам засаду, я не испытывала. Только злость, негодование, презрение и что-то еще такое же темное, как клубящийся вокруг меня туман. Хотелось крушить, ломать, пить жизнь и сметать все на своем пути, наслаждаясь этим хаосом.

Освобожденная от чужого контроля Ырли упала без чувств наземь, но я видела, что она жива. Равнодушно перешагнув через нее, я двинулась по краю обрыва к мелким гадам. А те, растеряв все свое войско, принялись шустро выстраивать магическую защиту, но… не успели. Моя тьма добралась до них, проскользнув между незаконченными плетениями, окутала тугими кольцами, присосалась к яркому свету и…

– Мама! – Срывающийся на хрип голосок, словно ушат ледяной воды, отрезвил мою затуманенную ненавистью голову.

Дети – а это были именно дети, а не нарисованные моим воображением монстры – больше не прятались под чарами, не отбивались и даже не дергались, у них просто не было на подобные действия сил. Мальчик лежал на камнях, бледный, с закрытыми глазами, а золотой свет, сжавшийся до размеров крохотного солнышка, лихорадочно бился в его груди. Девочка же, в теле которой энергии было больше, стояла, опираясь на камень, и беззвучно шевелила губами. Белокожая голубоглазая малышка лет шести… Аше-ара с четырьмя едва различимыми световыми щупальцами, которые безжизненными плетями обвисли вдоль ее хрупкого тельца.

– Мама? – слабым голосом повторила Риссэ, медленно заваливаясь на камни рядом с братом.

Проклятье! Это же моя дочь, моя девочка… моя!!! Что же я за чудовище такое бессердечное?!

Резко втянув в себя защитный панцирь Когтя и разбушевавшуюся тьму, я кинулась к малышке, но наступила на подвернувшийся под ногу камень, потеряла равновесие и, нелепо взмахнув руками, полетела в пропасть. Последнее, что увидела перед падением, это испуганное личико древней девочки и… черный силуэт спикировавшего со скалы киприна.

Некоторое время спустя…

Темнота… Она была повсюду – внутри меня, вокруг. Ничего, кроме мрака и моего тела, зависшего в нем, как в невесомости. Лишь то, что я слышала звук собственного дыхания, позволяло отбросить мысль о переходе в мир иной. Но если это не он, то что?

Я отчетливо помнила, как падала в пропасть, как промелькнуло в голове абсурдное в такой момент сожаление, что в храме древних мне так и не побывать. И как буквально в метре от каменной глади проступившего сквозь туман моста меня резко дернуло вверх, перевернуло вниз лицом и распластало на незримой, но плотной, точно надувной матрас, преграде. Тело внезапно онемело, руки и ноги вывернуло, но задеревеневшие мышцы не испытывали дискомфорта. Я вообще ничего не чувствовала!

Гладкая поверхность моста, казавшаяся вытесанной из единого куска породы, пошла мелкими причудливыми трещинами. Одна за другой в воздух поднимались разномастные шестеренки – большие и маленькие, с крупными и совсем мелкими зубцами. Наконец они выстроились в единую схему, похожую на часовой механизм. Онемение тут же исчезло, вывернутые конечности прошило болью, я заорала и, кажется, потеряла сознание.

И вот я здесь… И где это «здесь»? Где Кир? Где дети?

Называется, сходила девочка Зоя на экскурсию в храм – и древностей не увидела, и не спасла никого, и сама сгинула, и группу сопровождения угробила. Среди горестных размышлений промелькнула мысль об экскурсоводе. А что, если…

– Кей?! – позвала громко. Мой голос затих где-то вдали, не удостоившись ответа даже от эха. – Кей-Кули!

Тишина…

Я уже готова была сдаться, как впереди забрезжил слабый лучик света. Крохотное пятнышко, но в этой бескрайней черноте оно было ярче любого прожектора. Аккуратно приподняв ногу, попыталась сделать пробный шаг. Невесомость под ступнями с готовностью уплотнилась, уподобившись пружинящей резине. Я мягко оттолкнулась и, пролетев немного вперед, приземлилась на еще более жесткую поверхность. Несколько таких скачков – и под подошвами находилась уже твердая дорожка, по которой можно было спокойно идти. Благо дело, тело слушалось прекрасно, ничем не напоминая о недавнем болевом шоке. А может, и не было ничего? Может, просто привиделось или… приснилось?

– Ке-е-ей! – вновь закричала я, продолжая двигаться на огонек. Звук собственных шагов действовал ободряюще, да и световой маячок становился все больше и ярче.

В какой-то момент он вспыхнул ослепительным заревом, заставляя меня зажмуриться и рефлекторно отвернуться. А когда я снова открыла глаза, то обнаружила вокруг себя не кромешную тьму с путеводной звездой вдали, а мраморный зал с исполинскими колоннами. Они уходили вверх так высоко, что сливались воедино. Под ногами раскинулось мозаичное полотно пола. Небольшие, не крупнее ладони, плиты змеились причудливым орнаментом, огибая массивные пьедесталы, а кое-где и заползая на них.

– Кей, – растерянно оглядываясь, проговорила я и, немного помедлив, робко позвала: – Кир?

Где-то в стороне раздался звук, похожий на бряцанье металла. Я неверяще прислушалась и… сорвалась с места. Вслед за напольными узорами я кружила среди колонн, которые, казалось, становились все меньше. Или это я росла? Минут через десять безустанных петляний увидела расписанный орнаментом потолок, а между подпирающими его столбами стало попадаться кружево паутины.

И чем дальше я продвигалась, тем плотнее становилось это паучье творчество. Оно уже не разрывалось от малейшего прикосновения. Все чаще мне приходилось пригибаться или руками отводить его в сторону, очищая себе путь. Наконец, приподняв один из таких занавесов, я увидела продолговатый ящик, накрытый белым полотнищем. Какое-то время постояла, не рискуя подойти, но потом, запретив себе колебаться, решительно приблизилась к странному предмету и стянула с него ткань.

В хрустальном гробу лежала… нет, не Белоснежка, скорее плод запретной любви Красной Шапочки и Серого Волка. Иначе объяснить собачьи уши, торчащие из густой черно-серой шевелюры этой спящей красавицы, я не могла. Девушка была стройной, невысокой, вполне симпатичной и… очень похожей на праматерь рода Кули. Настолько похожей, что я невольно подалась к ней и, едва касаясь дрожащими пальцами прозрачной преграды, шепотом спросила: