Ольга Коротаева - Семь невест некромага

Колени задрожали, и я, чтобы устоять на слабых ногах, обняла некромага за талию.

— Я даже имени твоего не знаю, — прошептала я. — Как можно быть невестой неизвестно кого?

Маг склонился ко мне, его синие глаза засветились нестерпимо ярко, и я невольно опустила взгляд к его приоткрытым губам.

— Моё имя не называют вслух. — Услышала я тихий голос некромага. — Но после поцелуя ты будешь знать его, как моя невеста…

Он приблизил своё лицо так, что мне оставалось лишь чуть податься вперёд, чтобы наши губы соприкоснулись, и в груди сладко замерло от предвкушения. Образ некогда значимого человека ещё раз кольнул моё сердце, но я уже не смогла вспомнить, кому же принадлежат глаза изумрудного цвета. И почему так ждала его… Всё прошлое растворилось в сладком дурмане, и я послушно коснулась холодных губ некромага, а маг жадно впился в мой рот, словно пытаясь выпить через поцелуй мою жизнь.

Звуки перестали существовать, я уже не ощущала ни земли под ногами, ни тела мага под пальцами. Казалось, во мне замерла каждая клеточка, а по жилам растёкся ледяной мрак. Я смотрела на закрытые веки мужчины, который с упоением целовал меня, и хмель могильных цветов медленно уступал место безразличной ясности, что маг жадно пьёт силу даймонии. «Севир», — зазвенело в прозрачной пустоте, и я понимала, что это и есть истинное имя некромага. Когда моя сила перельётся в Севира, от меня останется лишь пустая оболочка, ничем не отличающаяся от сосуда для воспоминаний, который висит на моей груди…

Маг резко отпрянул от меня, словно его дёрнули за шиворот, и я покачнулась, да, лишившись опоры, мешком осела на холодную могильную плиту. Ноги не слушались, а руки дрожали, и тело двигалось, словно в киселе, но голова оставалась ясной. В ватной тишине прорезались звуки, они становились громче, далёкий звон словно надвигался на меня, и я с трудом повернула голову.

В паре шагов сражались двое мужчин. Один, в кожаной безрукавке, нападал с мечом в руках, и я невольно залюбовалась синими искрами, которые сверкали на лезвии клинка, а его противник в тёмном плаще умудрялся отражать удары небольшим кинжалом. Инститор не сдавался, нападая с яростью берсеркера, и выбритые виски его уже блестели от пота.

— Генрих, — шепнула я, и сердце сжалось от сладкой боли, а дыхание перехватило от счастья: — Ты нашёл меня!

Некромаг, словно услышав мой голос, обернулся, и я содрогнулась от ярости, которой полыхнули его синие глаза, а Генрих, воспользовавшись тем, что противник отвлёкся, резко выкинул клинок вверх, и с лезвия дождём посыпались искры: они вмиг окутали мага, и тот засиял, словно новогодняя ёлка. Но некромаг крутанулся на месте, тлеющий плащ его взметнулся, стряхивая магическое пламя.

Я проследила за полётом искр, — некоторые падали в опасной близости от меня, — но ничего не смогла сделать. Даже если попытаюсь отползти, всё равно не успею избежать смерти, и я лишь обречённо наблюдала за голубоватыми змейками, скользящими по чёрному мрамору могильной плиты. Генрих встревоженно обернулся и, кинув меч, бросился ко мне. В последнее мгновение он подхватил меня на руки и вытащил из сужающегося круга магического огня.

Я обняла инститора за шею и прижалась к его груди, горло сжалось в спазме, по щекам заскользили слёзы. Генрих осторожно опустил меня на другую плиту и бросился к мечу, но некромаг успел исчезнуть, и инститор, сжимая рукоять, лишь яростно озирался в поисках противника. Затем сплюнул, плавным движением ладони погасил синее пламя, охватывающее клинок, и угрожающе навис надо мной.

— Какого чёрта ты делаешь?!

Я сжалась и, виновато поглядывая на Генриха снизу вверх, попыталась улыбнуться. Инститор заявился именно в тот проклятый момент, когда я целовалась с некромагом! Стыд-то какой!

— Прости, — пискнула я.

— И где ты только откопала эту тварь? — Генрих зло воткнул меч в землю и, схватив меня за плечи, быстро осмотрел с головы до ног: — Ты в порядке? Не ранена?

Не в силах больше вымолвить ни слова, я помотала головой, а по щекам всё катились слёзы радости и вины. Генрих резко прижал меня к себе, и я едва не захлебнулась от острого чувства облегчения и нежности.

— И как тебе удаётся попадать в такие передряги? — простонал Генрих, он поцеловал меня в висок и недовольно проворчал: — Талант, не иначе!

Попытался подняться, но я вцепилась в инститора и изо всех сил прижалась к его груди зарёванным лицом:

— Ты спас меня! Ты успел! Ещё немного и…

Генрих встряхнул меня за плечи и прошипел:

— Спас только затем, чтобы прикончить самому! — Я сдавленно хихикнула и обхватила инститора за шею, а Генрих только вздохнул: — Ещё раз увижу, как ты целуешь кого-то другого, — клянусь! — запру в подвалах Крамора!

— Согласна, — шепнула я, прижимаясь губами к солёной шее инститора. — Если ты будешь моим вечным стражем!

Вдохнула терпкий мужской запах, и голова закружилась ещё сильнее, а внизу живота словно разгорелось пламя. Дыхание перехватило от острого желания. Я провела губами вверх по шее инститора, нежно прикусила мочку уха, а руки мои скользнули под кожаную безрукавку, и пальцы провели по тёплой коже. Я ощутила, как напряглись мышцы на животе Генриха, и, дрожа от возбуждения, приникла губами к его рту, но инститор резко отстранился.

— Мара, что ты делаешь?

Не в силах более терпеть, я выкрутила запястья из его хватки и изо всех сил бросилась на Генриха, опрокинула на спину и уселась верхом, прижимая его к плите. Прижавшись к инститору, прошептала:

— А ты как думаешь? Я хочу тебя!

Брови Генриха поползли вверх:

— Здесь? На кладбище?!

Я нетерпеливо отмахнулась:

— Какая разница? Хватит варить лягушку в холодной воде. Я так сильно хочу тебя, милый! Иди же ко мне…

Попыталась снова поцеловать его, но Генрих, схватив меня за шею, вытянул руку:

— Интересно, с чего ты такая ласковая? Любовного зелья выпила? — Быстрым взглядом окинул могилы, и при виде жёлтых роз лицо его словно окаменело. — Последний вдох? Всё понятно. Надышалась это дрянью!

Отпустил мою шею, и я упала на колени. Генрих же быстро поднялся, резким движением оторвал левый рукав от своего лонгслива, да склонился надо мной. Я попыталась сопротивляться, но инститор силой завязал рукав на моей голове так, что трикотажная ткань закрывала лицо от подбородка до самых глаз. Затем Генрих, содрав второй рукав, соорудил повязку себе. Я же едва сдерживала слёзы обиды и разочарования, а тело пронзали стрелы неудовлетворённого желания.

— Ты опять меня отталкиваешь! — глухо, сквозь повязку, пробурчала я. — Вот зачем тогда признавался в чувствах, а? Я тебя не понимаю! Что, прошла любовь? — Распаляясь, я перешла на крик. — Или же и не было её никогда?! Решил держать при себе глупую доверчивую даймонию… Как там? Не помучил ведьму — день прошёл зря! Так вот в чём дело! Я каждый день мучаюсь рядом с тобой, и жизнь инститора удалась?