Ольга Коротаева - Семь невест некромага

— Я готова! А ты будешь брать с собой свои жуткие приспособления?

Генрих на мгновение замер, размышляя, а в офис ворвался инкуб.

— Мара! Аноли похитили!

Я растерянно посмотрела на бледное лицо брата, его расширенные глаза, дрожащие руки и растерянно спросила:

— Что?

Лежик, не в силах говорить, лишь махнул рукой. Покачиваясь, он прошёл к стулу Забавы и устало рухнул на него. Генрих быстро приблизился к инкубу и потряс за плечо:

— Как это произошло? Когда?

— Час назад, — с трудом проговорил Лежка. — Мы только успели добраться до столицы, как он напал на меня. Когда я очнулся, волки были мертвы… — Он подумал и мрачно усмехнулся: — Окончательно мертвы. А Аноли исчезла!

— Кто же сумел похитить хранителя? — высоким голосом спросила Забава.

Мы с Генрихом переглянулись:

— Некромаг!

Генрих ударил по тормозам, и машина резко остановилась у большого красивого дома. Я, зная, как водит инститор, заранее вцепилась в поручни, поэтому избежала очередной шишки на лбу, а вот Забава покачнулась и ударилась лицом о сидение. Прижимая ладонь к окровавленному носу, русалка пробубнила нечто нелицеприятное, но инститор и не посмотрел в её сторону, он выскочил из автомобиля и бегом бросился к Олдрику, который только что распахнул перед Генрихом ворота.

Я повернулась к русалке и сочувственно тронула её плечо:

— Ты как?

— Вроде не сломан, — прогнусавила она.

Я выудила из сумки салфетки и предложила подруге.

— Значит, ночное представление не отменяется, — ехидно прокомментировала я, — и твои заскучавшие поклонники будут довольны!

Воспоминание о предстоящем развлечении мгновенно улучшило настроение Забавы, она было заулыбалась, но потом снова нахмурилась:

— Как ты думаешь, до вечера Аноли найдётся?

— А что? — хмыкнула я. — Так беспокоишься о птичке? Или планировала по ночному парку голышом в дуэте побегать?

— За Лежку переживаю, — вздохнула Забава и снова приложила салфетку к носу: — Изведётся весь!

— Действительно, — помрачнела я. — Не узнаю брата… Он так боялся её, а теперь места себе не находит, еле домой отправила. У него жёны не тисканные, дети не считанные, а он об Аноли переживает… Ненормальный инкуб!

— Послушать тебя, — хитро покосилась Забава, — так ты рада, что некромаг похитил Аноли!

— Разумеется, — кивнула я. — Мне эта синеглазка никогда не нравилась!

— Мара! — Забава осуждающе покачала головой и, шумно высморкавшись, тихо добавила: — Ты же не всерьёз?

— Не нравится мне всё это, — пробормотала я, наблюдая за Генрихом и Олдриком: мужчины, казалось, мрачнели с каждой минутой, и у меня от дурного предчувствия засосало под ложечкой. — Знаешь, не выходит из головы фраза про бесправного жениха. Это беспокоит меня больше, чем похищение Аноли. Между прочим, злобная птичка никогда не производила впечатление беспомощной особы…

— Но она молила о пощаде! — воскликнула Забава.

Я покосилась на подругу и, ощутив укол ревности, резко спросила:

— Действительно о ней беспокоишься? Так сразу скажи! Зачем прикрываться Лежкой?..

— Прости, Мара! — Щёки Забавы очаровательно зарделись. — Мне кажется, тебе не нравится моя дружба с Аноли…

— Тебе не кажется, — спокойно ответила я и примирительно улыбнулась: — Но я потерплю. Ради тебя… ну и братца моего чокнутого! — Скрестила руки на груди и нехотя добавила: — В конце концов, она Лежке жизнь спасла. — Забава непонимающе посмотрела на меня, а я перевела взгляд на двухэтажный дом Аноли и вздохнула: — Может, оно и к лучшему… Переедет Лежка со всем своим гаремом сюда, и у меня перестанет голова болеть по кредиту за дом!

— Мара! — возмущённо вскрикнула Забава.

Я рассмеялась и посмотрела на подругу:

— На шее Лежки ранки не заметила? А зря. Думается мне, Аноли умоляла того, кто напал на инкуба, отпустить его. Если это был некромаг, он, скорее всего, вынудил хранительницу следовать за ним в обмен на то, что оставит Лежку в живых. Этот гад обожает использовать шантаж… вспомни себя в колодце. И если Аноли с ним… — Я хищно усмехнулась: — То я не позавидую некромагу! Она к зелью добавит ещё парочку своих фокусов, и…

— Забава, — перебил меня Генрих, — выходи! Останешься с тремдишевскими ведьмами. Если мы до ночи не вернёмся…

— То, — перебила я, делая такое же строгое лицо, как и у инститора, — всё равно не смейте бегать обнажёнными по парку всемером!

Генрих недовольно замолк, а Забава вылезла из автомобиля и проворчала:

— Вот чёрт! А у меня уже воображение разыгралось! Умеешь ты, Мара, и идею хорошую подсказать, и удовольствия сразу лишить!

— Мара права, никаких шабашей! — строго предупредил Генрих, и мы с Забавой, не выдержав, расхохотались, а инститор добавил громче: — Дом не покидать, пока не приедет Олдрик или Аноли.

— Аноли? — тут же отозвалась Забава, она вцепилась Генриху в руку и потрясла её: — Она спаслась? Мара, ты была права!

Генрих вопросительно посмотрел на меня, и я рассказала о ранке. Инститор нахмурился:

— Почему промолчала в офисе?

Я пожала плечами:

— Тогда не удалось бы Лежку домой отправить, наверняка, за нами бы увязался… А ему и так досталось, удивляюсь, как ходит ещё. Так что с Аноли? Нашлась?

Генрих кивнул и задумчиво постучал кончиками пальцев по дверце:

— Она написала сообщение Олдрику, — отрывисто произнёс он, — что у неё проблемы с телефоном. Как купит новый, перезвонит. Сейчас направляется в Крамор…

— Я так рада! — воскликнула русалка.

— Напиши Лежке, пожалуйста, — попросила я её, — чтобы не волновался.

— Конечно! — весело ответила Забава и по просьбе инститора направилась к дому, из которого вышел Олдрик.

В нескольких шагах от машины он остановил русалку и, взяв её за руку, что-то проговорил. Забава сосредоточенно выслушала его и кивнула, а хранитель положил ей в руки что-то блестящее и направился к машине. Русалка помахала нам и исчезла в доме Аноли.

— Рад тебя видеть, Мара, — улыбнулся Олдрик и уселся рядом со мной.

Как только Генрих захлопнул дверцу я, буравя родителя многообещающим взглядом, прошептала:

— Если ты немедленно не уничтожишь договор с Генрихом, — сам знаешь, какой! — то я сделаю так, что ты будешь содрогаться от ужаса при одной мысли, что придётся меня увидеть.

— Мара, — пробормотал Олдрик. Старик показался мне растерянным и смущённым: щёк его коснулся болезненный румянец, а пальцы рук сжались в кулаки: — Что ты такое говоришь?

Генрих уселся на водительское сидение и с подозрением покосился на меня:

— А что она говорит?

Я многозначительно улыбнулась Олдрику и, стянув перчатки, покрутила полупрозрачными руками.

— Не кажется ли вам, что если отправляться в Крамор в таком виде, это слегка… э… раскроет наши карты?