Джонатан Страуд - Пустая могила

– Не знал, что у тебя есть сестра , – сказал череп.

– Их у меня шестеро, – откликнулась я, но при этом не стала уточнять, что вот уже несколько лет не видела ни одной из них и только Мэри все еще присылает мне иногда письма с далекого севера Англии. Подумав об этом, я почувствовала тупую боль в сердце и, чтобы не обращать на нее слишком большого внимания, решила сменить тему. – О, взгляни-ка на это.

В дальнем конце комнаты, рядом с выходом, стоял квадратный стеклянный ящик, а в нем виднелась самая, пожалуй, сложная из всех игрушка. Это была традиционная цыганская кибитка, ярко раскрашенная красной и золотой краской, с выпуклой крышей и большими деревянными колесами. Кибитка стояла на искусственной траве, а на заднем плане были нарисованы густой темный лес и сияющая над ним полная луна. В двери кибитки было прорезано окошко, задернутое изнутри тюлевой занавеской, за которой угадывалась сидящая внутри фигура. Над стеклянным ящиком висела табличка

Сбоку на ящике блестела никелевая пластинка с прорезью для монет, а под ней лоток.

Я остановилась и долго смотрела на ящик с кибиткой. Фунтовая монета у меня была.

– Давай, – начал подбивать меня череп. – Тебе же хочется, хочется. В том, чтобы узнать свою судьбу, никакого вреда нет. Пользы, быть может, тоже нет, но интересно же, черт побери!

– Это всего лишь глупая безмозглая машина.

Но я устала, мне было скучно и хотелось, чтобы хоть что-нибудь произошло. Я сняла рюкзак, поставила его на пол и шире раскрыла горловину, давая черепу следить из своей банки за всем, что происходит вокруг. Вытащив из кармана монету стоимостью один фунт стерлингов, я со звоном опустила ее в прорезь автомата.

Внутри кибитки загорелся свет, и стал отчетливо виден темный силуэт сидящей за занавеской ведьмы с крючковатым носом и загнутым вверх подбородком. Послышался зловещий кашель, и дверца кибитки, судорожно дергаясь, начала открываться. С потолка кибитки свисали лампочки, они были замаскированы под свечи и ритмично мигали. Они осветили плохо раскрашенную фигуру ведьмы, которая склонилась над столом, держа в скрюченных пальцах хрустальный шар. Внутри шара переливалась молочно-белая жидкость. А может, это был дым, не знаю. Снова послышался кашель. Механическая ведьма провела ладонями по стенкам шара. По полу за спиной ведьмы-предсказательницы промчалась механическая мышь, за которой гнался механический кот. Глухо каркнула сидящая на подоконнике в глубине кибитки механическая ворона. Свечи мигали, сами собой открывались и закрывались дверцы серванта, демонстрируя спрятанные внутри черепа и еще какую-то нестрашную жуть. Внутри шара вспыхнул свет – и тут же погас. Где-то тоненько прозвенел колокольчик, а затем что-то выпало в лоток ящика. Заскрипели шестеренки, и дверца кибитки начала закрываться.

Я сунула пальцы в лоток. Случайно это вышло или нет, но в нем лежала не одна бумажка с предсказанием, а две. Я взяла их и прочитала при свете еще не успевшего погаснуть окна в дверце кибитки.

На первой бумажке было написано:

«Он уйдет во тьму».

На второй –

«Он пожертвует ради тебя своей жизнью».

Несколько секунд я смотрела на эти бумажные полоски, затем резко смяла их в своей руке. Что это за чушь?! Разве это предсказание судьбы? Да нет, конечно. Идиотская машина. Железяка тупая.

– Что там написано? – поинтересовался череп. – Готов поспорить, это было что-то ужасное, да?

– Слушай, заткнись, пожалуйста. Почему ты всегда суешься, куда тебя не просят? Зудишь, гундишь…

Я ждала, что он мне ответит. Оставить без ответа такой выпад череп не мог. Никак не мог. Я ждала, но ответа так и не услышала. Странно, очень странно… Я посмотрела на банку и увидела, что призрачное зеленоватое лицо возбужденно двигается, шевелит губами, вращает своими выпученными глазами. И при этом я ничего не слышу.

А в следующую секунду я поняла, что и не могу ничего услышать, потому что не подняла рычажок.

Внезапно налетел холодный ветер, колыхнул, облепил мне юбку вокруг ног, пробежался по волосам, лизнул шею. По полу растеклось неяркое белое сияние, оно отражалось на стенках стеклянных ящиков словно свет морозной зимней зари. Свет был не резким, мягким, и таким же ласковым, нежным показалось мне улыбающееся лицо женщины, стоящей сейчас почти вплотную рядом со мной.

Я инстинктивно потянулась за своей рапирой, но еще одного взгляда на спокойную, дружелюбную леди было достаточно, чтобы понять, насколько глупым и неподобающим выглядит мое желание обнажить клинок. Мои пальцы застыли на рукояти рапиры, а затем отпустили ее.

Женщина была прекрасной, ослепительной. Ее переливающееся словно перламутр платье опускалось, туго облегая ноги, вниз от осиной талии, чтобы затем рассыпаться по полу пышной белой морской пеной. Плечи обнажены, как и длинные, изящные, белые – так и хочется сказать «сахарные» – руки. Женщина слегка покачивалась из стороны в сторону, причем ее руки и тело двигались как-то отдельно друг от друга, словно стебли камыша в быстро бегущей реке. Светлые волосы пышными волнами падали на обнаженные плечи и шевелились, постоянно шевелились, словно в такт неслышной, потаенной музыке. А каким привлекательным, милым было ее лицо! Хотя я и не была болезненным или страдающим из-за неразделенной любви парнем и явно не могла быть целью Безжалостной Красавицы, но и у меня закружилась голова и перехватило дыхание, когда я заглянула в бездонную глубину ее загадочных темных глаз.

Почему меня словно мощным магнитом тянуло к этой женщине? Почему вдруг захотелось отдать ей себя – всю, без остатка? Не потому, что она была безупречна, идеальна, нет. Ни нежно улыбающийся рот, ни полные чувственные губы, ни прелестный, правильной формы носик были тут ни при чем. Всем этим меня не удивишь и не очаруешь. Подобных юных красавиц можно найти на страницах любого глянцевого журнала. Неотразимой эту женщину делала как раз ее неидеальность. Ее лицо было завораживающим, но в то же время слегка грубоватым, простоватым, благодаря чему эта женщина выглядела не просто красавицей, но доступной красавицей. Это была Дорис Бловер, проступающая сквозь блистательную оболочку Марианны де Севр, и становилось ясно, что где-то в глубине своего сознания она понимает, что значит быть несовершенной и непривлекательной. А еще она понимает, что ты жаждешь любви.

– Пойдем , – сказал мне бархатный голос. – Пойдем со мной .

У меня появилось ощущение, что она обращается к спрятанным в самых глухих закоулках моей души переживаниям и печалям, тем самым, что я храню в тайне от всего мира. Ощущает боль, которую я чувствовала, думая о моих сестрах, тревогу, которую я испытала, глядя на стоявшего рядом с пустой могилой Локвуда. Я была уверена, что эта женщина сумеет прогнать все мои горести прочь, и испытывала неудержимое желание поделиться с ней всеми моими страхами, всей своей болью, полностью открыть ей свое сердце. С каким пониманием, с каким сочувствием смотрела она на меня!