Екатерина Лесина - Летняя практика

Значится, как зелье за него варить да расписывать в работе пользительные свойства трав, то тут я мила, а как перед боярыней хвост пушить, так Зослава ворог?

– Это невыносимо…

Глаза Любляны слезами наполнились.

– За что нам это?

– Не волнуйся, дорогая… Наберись терпения. – Маленка с лавки соскочила, сестрицу за плечики приобняла, гладить стала да успокаивать, но так, чтоб Егор слышал. – Мы выдержим. Не такое выносить приходилось. А тут… ничего страшного. Подумаешь, девка… это ж не беда.

– Зослава… – Егор брови насупил.

– Я уже двадцать годочков скоро как Зослава! – Меня насупленными бровями не проймешь. Даже смешно становится. Неужто не видит он, что сии причитания – для его особы?

– Простите мою сестру. Она натерпелась, только решила, что… все позади, а тут снова. – Маленка на Егора глядит, да не прямо, будто бы искоса. Ресницы порхают, что крылья у бабочки.

На щечках румянец.

– Мы только-только обживаться начали…

В моем, за между прочим, доме.

– …Как тут Илья требует, чтобы мы, все бросив, с ним отправлялись… и куда? Разве здесь место для девушки благородного рождения?

И рученькой так обвела.

А что? Деревня, она деревня и есть, хоть и запустелая. Дворы вот. Плоты покосившиеся. Дома темные. В иных и крыша провалами. Лебеда да бурьян. Оно, конечно, не терем, а все крыша над головой будет.

– Привез. Бросил… Сказал, обустраивайтесь. – Маленка это слово выплюнула и на слезиночку расщедрилась. Я прям залюбовалась этаким скоморошеством, того и гляди сама поверю, что жизнь у них с сестрицей вовсе невыносимая. – А в доме-то грязища…

– Зось…

Егор на меня уставился. А чего я? Я за боярынями ходить не нанималась. Об том и сказала.

– Коль не по нраву, пусть приберутся. – И тоже на него уставилась.

– Они ж не могут сами!

– Отчего? Неужто руками Божиня обидела?

– Видишь? – Маленка поближе к Егору подступила, за рученьку взяла, к плечику притулилась, что вьюнок к стене. – И что нам делать?

Я хмыкнула.

Стоит царевич, столп столпом, только башкой крутит. Ведь разумеет, поганец, что не в его силах меня прибираться заставить, ибо не имеет он надо мною власти, но и боярыням сего сказать, значится, в своем бессилии расписаться. А ему ж охота покрасоваться.

Защитником побыть.

Ага…

– Сперва пылюку вытрите, – сказала я, простынку поправляючи, – после влажной тряпицей протрите. Окна, коль свету охота, тоже помойте. Столы поскребите, лавки там… После уж пол месть надобно. И помыть… Воду вам Егор принесет, верно?

Тот, дубина стоеросовая, и кивнул. Мол, конечно, принесу… После-то спохватился:

– Зослава!

– Чего? – Я на него гляжу и тоже ресницами хлопаю. Я ж не со зла, я ж советы даю.

За советы людей благодарить надобно, а у него прям-таки желваки ходят. Надобно чего-то сказать, а чего – он не ведает.

– Теперь ты видишь? – Зато Маленка за словесями в карман не лезла. – Она совсем страх потеряла… и совесть. Глумится над нами, над сестрицей моей, а той и без этой девки невыносимо… Она же… она…

И вновь зарыдала.

– Что за вода на ровном месте? – Откуда взялась Марьяна Ивановна, я не увидела. И не только я, потому как подскочили девки и Егор за шабельку схватился. – Скор ты, царевич… Аккуратней, а то порежешься еще. Лечи тебя потом.

Стоит старушка в летнике зеленом. Волосы седые платочком прикрыла, да хитро, концы платка надо лбом вывела, узелком завязала, а в узелок тот перо вставила птицы заморской, павлина сиречь.

На плечах шалька.

В руках спицы.

И те спицы скоренько так мелькают, накидывают петельку за петелькой, меняя лицевые с изнанкой. Ох и любопытственно мне стало, что за узор такой она сотворит, поглядеть бы на него хоть глазочком.

– Так о чем рыдаете, боярыньки? – молвила Марьяна Ивановна, впрочем, безо всякоего почтения. – И ты, Зославушка, сказывай, что в виде этаком непотребном по деревне разгуливаешь, мужиков в смущение вводишь…

Вот тут-то и я, и Егор про простыночку мою вспомнили да разом зарделись.

– Имущество, опять же, портишь. – Марьяна Ивановна спицей в прут мой, колесом гнутый, ткнула. – Кто ж тебя, сердечную, довел до страстей этаких?

– Они и довели…

– Врет! – поспешила откреститься Маленка.

– Они меня в парной заперли. – Я не стала выдумывать, не горазда я на фантазии. – Вот и осерчала немного.

– Хорошо, что немного, – закивала Марьяна Ивановна и на девок взгляд перевела. – Значит, в парной…

– Это не мы! – ожила Любляна, за сестрицу хватаясь. – Мы там и минутки не пробыли. Она… она…

– А вы иль не вы, это легко проверить. Сейчас кликнем Архипушку, чай, не откажется дознание провести, кто там чего творил. Сымет слепок, времени-то прошло немного…

– Она сама виновата! – Маленка сестрицыну руку стряхнула.

– Неужто? Сама себя заперла? – Спицы остановились.

– Нет, это глупо. Но мы озлились… Хамила она… все время хамила…

– И за хамство вы ее убить решили?

– Баней? – фыркнула Маленка. – Когда это магичку баней убить можно было? Мы же знали, что она выберется, так… признаю, глупо, но мне за сестру обидно! Она страдает…

И Любляна послушно захлюпала носом, страдание, значится, выказывая. Слезы потекли по щекам, иные ручьи весной помельче будут. Егор налился краснотой, больно, стало быть, на слезы эти глядеть. Оно и верно, еще бабка моя сказывала, будто бы мужики до слез бабьих зело пужливые. Не все, но некоторые. Выходит, Егор из них.

– Ваша… Зослава, – а имя мое произнесла, что выплюнула, – ее жениха приворожила!

– Чего? – Вот тут уж я озлилась. Приворот – это ж не забава, а волшба запретная, пущай и не на крови, а все одно жизнь поломать способная.

И меня в том обвинять!

– А что, скажешь, не приворожила? Посмотрите, Любляна всем хороша! Да любой рад был бы ее женой назвать. Красива, умна, скромна… Роду хорошего. Царской крови! – Это она сказала громко, что наверняка все услышали, даже ворона старая, на крыше примостившаяся. – А этот… рабынич на нее не смотрит!

Вот и разобрались, чего им надобно. Хорош им Арей или плох? Ежель плох и недостойный царской крови, то чего страдать, что не смотрит? Вон, Егор смотрит, ажно заглядывается…

– Понятно. – Марьяна Ивановна спицы прибрала и на меня поглядела не то с насмешечкой, не то с жалостью. – Что ж вы, Зослава, чужих женихов привораживаете?

– Да я…

– А может, и правильно. Больше – не меньше. Устроите конкурс, будет из кого выбирать.

Смеется она? Нет, конечно, не всерьез так…

– И вы ничего не предпримете? – возмутилась Маленка.

– Думаю, не предприму, хотя, конечно, докладную составить следовало бы. Все же покушение на убийство…

И мне подмигнула.

– Да она издевается! – Маленка вцепилась в Егорову руку. – Ты-то понимаешь… Что нам делать?