Уильям Гибсон - Виртуальный свет [litres]

Рука положила очки на черную замшу и закрыла футляр.

– Радуюсь.

– И что теперь?

Улыбка исчезла, а вместе с ней исчезли и губы, осталась только тонкая, словно карандашом проведенная линия.

– А ты не могла бы принести мне кока-колу? – Улыбка не только вернулась, но даже стала шире, уголки рта задрались еще выше. – Все окна там задраены, дверь – тоже.

– Кока-колу ? – поразилась Шеветта. – Да ты же пристрелишь меня. Как только я встану.

– Нет, – покачал головой золотозубый, – совсем не обязательно. Ведь я действительно хочу пить. В горле пересохло.

Шеветта повернулась к Райделлу, в ее глазах застыл ужас.

– Да принеси ты ему эту колу, – сказал Райделл.

Она слезла с панели, протиснулась между креслами, вошла в дверь и остановилась перед холодильником.

– Я же сказал, чтобы ты не крутил башкой, – напомнил золотозубый.

Глядя в ветровое стекло, Райделл увидел, как открылась дверца холодильника, как вспыхнула в нем лампочка, как Шеветта присела на корточки.

– Д-диет-тическая или обычная?

– Диетическую. Если это не составит тебе большого труда.

– Классическую или «декаф»?

– Классическую.

Негромкий звук, отдаленно – весьма отдаленно – похожий на смех.

– С-т-таканов нет.

– Тогда банку, пожалуйста.

Снова этот тявкающий звук.

– Я т-тут пролила н-немного, – сказала Шеветта. – Р-р-руки т-трясутся.

Чуть скосившись, Райделл увидел, как рука в резиновой перчатке берет красную банку, обрызганную коричневыми каплями кока-колы.

– Благодарю вас. Теперь вы можете снять штаны.

– Чего?!

– Штаны. Вот эти самые, черные. Стягивайте их медленно, без рывков. А носки мне нравятся. Их мы, пожалуй, оставим.

Лицо, отраженное в черной бездонности ветрового стекла, исказилось, а затем застыло, стало каким-то равнодушным, отсутствующим. Шеветта расстегнула пояс, наклонилась и начала стягивать с себя узкие, непослушные лосины.

– Теперь вернитесь, пожалуйста, на прежнее место. В ту же позицию. Вот так. Я хочу рассмотреть вас получше. А ты, Райделл, ты тоже хочешь?

Райделл повернулся. В свете потолочной лампочки крепкие, мускулистые ноги девушки казались мертвенно-бледными. Убийца жадно приложился к банке, затем поставил ее на приборную панель, рядом с очками, и отер рот тыльной стороной затянутой в полупрозрачный пластик руки.

– Ну как, Райделл, недурно? – Он кивнул в сторону Шеветты. – Тут намечаются определенные перспективы.

Райделл смолчал.

– Или ты возражаешь?

Райделл продолжал молчать.

Короткий тявкающий смешок. Еще один глоток из красной банки.

– Ты ведь думаешь, что мне нравилось свежевать этого говнюка, верно ведь, Райделл?

– Я не знаю.

– Не знаешь, но думаешь , что мне нравилось. Ты считаешь, что я получал удовольствие, я знаю, что ты так считаешь. И правильно считаешь. Я действительно получал удовольствие. Ловил кайф. Только тут есть один отличительный момент, знаешь какой?

– Момент?

– У меня не стоял. Я работал над этим говнюком, а у меня не стоял. Вот такой вот отличительный момент.

– Ты его знал?

– Что?

– Я подумал, может, ты его вот так из каких-то там личных чувств.

– A-а. В некотором смысле я знал его. Знал. Знал так, как никто не должен знать никого . Я знал все, что он делает, все, Райделл, все . Я засыпал под его храп. Дело дошло до того, что по храпу, да просто по дыханию я мог точно определить, сколько он принял.

– Принял?

– Он пил. Он, серб этот. Ты ведь был полицейским, верно?

– Да.

– А приходилось тебе вести за кем-нибудь наблюдение?

– До этого не дорос.

– Забавная это штука – следить за людьми. Ездить за ними повсюду – куда объект, туда и ты. Они тебя не знают. Но они знают, что ты где-то здесь. Ну, не знают, конечно, но догадываются . Исходят из того, что ты здесь, рядом. Но они тебя не знают. Иногда они смотрят на кого-нибудь в баре или там в холле гостиницы, и ты понимаешь, что они думают, что это ты – тот, который за ними следит. И всегда ошибаются. А когда понаблюдаешь за таким месяц, два месяца, три месяца, начинаешь его любить. Любить, Райделл, любить .

По белому, судорожно напряженному бедру Шеветты прокатилась волна дрожи.

– Ну а потом, еще через несколько месяцев, через два десятка перелетов с места на место, через две дюжины гостиниц все меняется. Становится совсем наоборот.

– И ты больше их не любишь?

– Нет. Не люблю. Проходит какое-то время, и ты уже ждешь, чтобы он оступился. Чтобы он предал, не оправдал доверия. Ведь курьеру оказывается колоссальное доверие. Жуткая это вещь – доверие.

– Курьеру?

– Вот ты посмотри на нее, Райделл, посмотри. Уж она-то знает. Она всего лишь развозит по Сан-Франциско какие-то там бумажки, и все равно – она курьер. Ей оказывают доверие . Информация обретает материальную форму. И она переносит эту информацию с места на место, так ведь, красавица?

Шеветта молчала и не шевелилась. Сфинкс – вот кого она напоминала сейчас, в этой позе. Белые пальцы глубоко зарылись в светло-серую обивку центрального сиденья.

– Вот этим я, Райделл, и занимаюсь. Слежу за доставкой. Слежу за курьерами. Охраняю их сон и покой. – Он допил кока-колу и уронил банку на пол. – Людей, пытающихся изъять у них информацию, я убиваю. Это – самая приятная часть моей работы. Ты бывал в Сан-Хосе?

– Коста-Рика? [31]

– Да.

– Нет, не приходилось.

– Вот где люди понимают, как нужно жить.

– Ты работаешь на эти хранилища информации, – догадался Райделл.

– Я этого не говорил. Это кто-то другой проболтался.

– И он тоже, – добавил Райделл. – Он должен был доставить кому-то очки из Коста-Рики, а она их украла.

– Узнав о пропаже, я обрадовался. Несказанно обрадовался. Мой номер был рядом, смежный. Я открыл дверь и вошел. Я представился . Он увидел Лавлесса. В первый и в последний раз.

Левая рука убийцы поднялась и начала ожесточенно скрести голову, можно было подумать, что его заели вши. Однако пистолет не дрогнул, не шелохнулся, словно зажатый в тисках пристрелочного станка.

– Лавлесс?

– Мой nom de хрень [32].

Последовала длинная трескучая фраза, вроде бы по-испански, из которой Райделл уловил только слова nombre de что-то там [33].

– А вот ты, Райделл, ты как думаешь, у нее там туго? Я люблю, когда туго.

– Ты американец?

Голова убийцы слегка качнулась, глаза поплыли куда-то в сторону, но тут же снова воткнулись в Райделла, такие же светлые и незамутненные, как хромированный ободок на дульном срезе его пистолета.

– А ты хоть знаешь, кто завел эти хранилища?

– Да, – кивнул Райделл, – Картели [34]. Колумбийцы.

– Верно. В восьмидесятых они завезли в Центральную Америку первые экспертные системы, координировать транспортировку. Для установки и отладки этих систем потребовались специалисты. Война наркотиков, Райделл, война. В ней участвовало много американцев, кто на одной стороне, кто – на другой.