Галина Романова - Колледж Некромагии. Самый плохой студент

Арчибальд попытался возразить, пытался сказать, что не все таковы, но с губ сорвался только хрип. Он скорее угадал, чем увидел, как его противник нагнулся и поднял выпавший из руки нож.

– А знаешь, – после короткой паузы послышался тот же голос, – в чем еще отличие женщины от мужчины? Вот в этом.

Последовал быстрый резкий удар в промежность, после которого Арчибальд фон Лютц упал, окончательно теряя сознание.

– Вот, Марин, мы и остались с тобой одни! Эти двое нам не помеха. Теперь мы сможем, наконец, отомстить за то, что они с тобой сделали. Мы сровняем этот Колледж с землей, посеем страх и ужас. Пройдут годы прежде, чем новые студенты рискнут переступить порог этого заведения… да и будет ли оно существовать – вот в чем вопрос?

Короткий сухой смешок сорвался с губ. Как все-таки хочется пить! Горло совсем сухое, порой накатывает дурнота.

– Но для начала мне надо отсюда выбраться. Выбраться вместе с тобой. Ты думаешь, я оставлю тебя и дальше прозябать в этой комнатенке? Нет! Мы выйдем из нее вместе!

По углам комнаты стали сгущаться тени. Было это знаком того, что и за окном тучи закрыли солнце или причина была в обитающем тут призраке – неизвестно.

Холодный взгляд проследил, как тонкие крепкие пальцы коснулись дверной ручки. Она вспыхнула, опутанная запирающим заклинанием.

– Ты не хочешь меня выпускать? Тогда ты выпустишь себя самого! Ты мне не веришь? Считаешь, что я лгу? Не надейся! У меня было время не просто продумать план мести, но и хорошенько подготовиться. Мне удалось украсть кое-какие конспекты и учебники. Современные студенты такие растяпы! Бросают свои вещи, где ни попадя, забывают запирать двери в комнатах… Заходи, кто хочет, бери, что хочешь! Грех было не воспользоваться… Знаешь, Марин, наука шагнула далеко вперед за те двенадцать лет, которые прошли после того, как нас с тобой отставили от некромантии. Да и экзорцизмом я не зря занималась. Есть у меня одна идея!

Пол комнаты был завален всякой всячиной, но сейчас кучи старых матрасов, тряпье, свернутые в рулоны обои, какие-то коробки, корзины, обломки мебели и старая посуда безжалостно отодвигались по дальним углам, пока на полу не образовалось достаточно места. Опустившись на колени, «пра Добраш» достал из калиты* на поясе уголек, несколько цветных мелков и свечи и принялся чертить восьмилучевую звезду.

(*Калита – здесь маленькая сумочка.)

– Немного непривычно? Обычно лучей пять, а не восемь… Но ты, кажется, слышал, что наука шагнула далеко вперед? Согласно новейшей теории пентаграммостроения допускаются звезды пяти-, шести-, восьми-, девяти– и даже двенадцатилучевые! Эта нам подойдет. Тебе и мне.

Угольком была начертана пентаграмма, а вот символы на лучах – цветными мелками. Каждый символ сразу начал мерцать и переливаться.

– Красиво, правда? Эх, жаль, нет других ингредиентов. Ну, ничего. Обойдемся минимумом. Нам нужен только контур, заговор и жертва…Кого бы взять? Девушку бы лучше – кровь девственницы сама по себе мощный артефакт, а тут…

Темнота возмущенно колыхнулась. Послышался сердитый скрип.

– Ясно-ясно! Она твоя кузина и все такое… Родная кровь. Любеку тоже вроде как родня, хоть и дальняя…И девушка, а ты…хм… мужчина. Так что? Берем этого?

…Уже несколько минут, как пришедшая в себя Изольда лежала, боясь шевельнуться, чтобы не выдать себя. Девушка была так слаба, что все равно не могла бы и пальцем шевельнуть, не то, чтобы помешать задуманному или оказать сопротивление. «Она сошла с ума! – эта мысль крутилась в голове, когда Изольда из-под ресниц следила за мечущейся по комнате женщиной в мужской одежде. – Этого просто не может быть! Мне все это снится! Надо только приказать себе проснуться и…»

Но проснуться не получалось.

У девушки аж мурашки побежали по коже, когда она поняла, что «пра Добраш» строит пентаграмму. Не было сомнений, кто будет принесет в жертву на этом импровизированном алтаре. Насильственная смерть – мощный источник энергии. И совсем не важно, кого принесут в жертву – грудного ребенка, невинную деву, взрослого мужчину или дряхлого старца, которому и так недолго осталось жить. Главное – для чего приносится жертва.

Изольда не сомневалась, что такой жертвой назначена она, и ужас обнял ее. Ужас настолько сильный, что она даже испытала облегчение, когда поняла, что «пра Добраш» передумал. Но потом страх овладел ею с новой силой, когда она увидела, как тот, торопливо нарезав из старых наволочек полосы, связывает по рукам и ногам Арчибальда фон Лютца и перетаскивает его в центр пентаграммы.

Он очнулся как раз в тот момент, когда «пра Добраш» закачивал спутывать ему локти.

– Эй, ты что делаешь? Немедленно отпусти! С ума сош…сошла?

– Тихо! Не дергайся!

– Да что происходит? Что ты собираешься сделать?

– Выбраться отсюда.

– Как? – несмотря на охватывающий его ужас, Арчибальд нервно рассмеялся. – Сами же говорили, что мы в ловушке и выхода нет!

– Поодиночке нет, но если всем вместе…

– Всем вместе покончить с собой? – богослов рванулся из державших его рук. – Это не выход! Это…

– Это – выход! – экзорцист несильно ударил его по голове рукоятью ножа. – Для двоих из нас точно выход. Лежи смирно! – жертва оказалась посередине пентаграммы.

– Ты… вы, – богослов попытался осмотреться, – собираетесь убить меня…на алтаре?

– Не совсем убить. Скажем так, – экзорцист выпрямился, – ты будешь принесен в жертву во имя великой цели!

– Я не понимаю…

– И не надо. Так будет легче и проще. Не станешь крепко держаться.

– За что?

– За это тело!

Не только у Изольды от этого голоса буквально зашевелились волосы на голове, когда до девушки дошел смысл сказанных слов.

– Нет! – кажется, Арчибальд фон Лютц тоже что-то понял.

– Да!

«Пра Добраш» встал над пентаграммой, раскинув руки крестом и сосредотачиваясь. Губы его зашевелились, проговаривая слова заклинания.

– Прекрати, – голос Арчибальда сорвался на визг. – Не смей этого делать, слышишь? Ты не посмеешь…Тебе это даром не пройдет! У тебя ничего не получится!

Не слушая его воплей, несколько секунд «пра Добраш» истово молился. Потом протянул руку и резко взмахнул растопыренными пальцами, словно ловя в воздухе что-то невидимое, но вполне осязаемое.

И Арчибальд фон Лютц завизжал, выгибаясь дугой и корчась так, словно лежал не на изрисованных досках, а на раскаленных углях.

Если бы не боялась выдать себя неосторожным жестом – тогда неизвестно, что ждет ее самую! – Изольда зажала бы уши, чтобы не слышать этих отчаянных, полных боли и муки, криков. Одна мысль билась у нее в голове: «Почему никто не слышит?»

– Выходи! Властью, данной мне, силой, данной мне, словом, данным мне, приказываю тебе – выходи!