Тереза Тур - Она написала любовь [litres]

– Что еще, мама?

– Самое страшное, мой мальчик… Самое страшное! Она…

– И что же я такого сделала, фрау Берта?

Агата вышла в холл.

Людвиг…

Выглядел неплохо. Не такой аккуратный, как обычно, но вполне себе живой и здоровый. В глазах – сомнение. Любопытство. Действительно ли фрау Берта говорит правду? Агата стояла, не в силах пошевелиться. Ей было… Все равно. Она ничего не чувствовала к этому человеку. Хотя… Казалось, ничего не изменилось.

Жесткие волосы на затылке, как всегда, стояли чуть выше остальных. Раньше ей казалось это милым. Забавным. А сейчас? Сейчас почему-то нет. Не кажется! Его живой, умный, всегда немного насмешливый взгляд вдруг потерял все свое очарование. Большая родинка под правым глазом у виска. Как же она его уродует. Странно… Она что, раньше этого не замечала?

– Агата! Это правда?

– Для начала – здравствуй, Людвиг… Может, расскажешь, где ты был все это время?

– Об этом после. Не передергивай! Я хочу знать. Все, что говорит мама, – это что, правда? Агата… Если ты мне все объяснишь, я уверен, мы все уладим.

– Но мы же так и не узнали самого главного. Не так ли, фрау Берта? Что же такого страшного я натворила?

– Ты слышишь? Мальчик мой, ты слышишь? Слышишь, как она со мной разговаривает!

– Агата. Не груби моей матери, пожалуйста. И объясни, наконец, что все это значит? Что происходит? Кто все эти люди в нашем доме? И что за история с твоим… любовником? Этого же просто не может быть!

– Простите, что перебиваю. Господин Людвиг фон Лингер, я правильно понимаю? – Барон вошел в холл, собаки молча сели по обе стороны от Агаты.

Эльза укоризненно посмотрела Агате прямо в глаза: «Ну ты хоть понимаешь, что их даже сравнивать нельзя? Ну посмотри на одного и второго… Разве могут быть сомнения?»

Писательница еле сдержала улыбку, хотя до этого момента не знала – плакать или нет…

– Совершенно верно. А… вы?

– Мое имя Эрик. Я и все эти люди, что живут в доме, исполняя обязанности сбежавшей прислуги, призваны охранять госпожу Агату фон Лингер на момент следствия. Вашу жену пытались отравить. Попрошу вас не покидать поместья до тех пор, пока дело не закроют.

– Отравить? – Фон Лингер побледнел.

– Именно. Госпожа фон Лингер, если я вам понадоблюсь, буду у себя.

Эрик удалился вместе с двумя валльскими пастушьими. Поднявшись наверх, где располагались комнаты для гостей, мужчина шепнул:

– Эльза, Грон! Вернуться и охранять. Но так, чтобы вас не заметили…

– Мама, – Людвиг фон Лингер был явно растерян, – мама, пожалуйста. Оставь нас с Агатой наедине. Нам надо поговорить.

– Да о чем ты собираешься с ней разговаривать, Людвиг? Она же…

– Мама! – Голос хозяина поместья сорвался.

Фрау Берта, рыдая и заламывая руки, ушла к себе. Ее жалобные крики еще долго были слышны откуда-то сверху.

– Если ты не возражаешь, Людвиг, пройдем на кухню. Мне нужно приготовить согревающий чай.

– Я не замерз. Сделай лучше от головной боли.

– Я. Я замерзла, Людвиг…

Они долго смотрели друг на друга.

Касс, вытерев руки о свой белоснежный, до хруста накрахмаленный фартук, поспешил удалиться. Агата подошла к шкафу, достала травы, зажгла спиртовку.

– Ты же знаешь, Агата, – голос Людвига стал чуть тише, – я не могу без твоего отвара, когда у меня начинается головная боль! Мать просто вывела меня из себя! И объясни мне, наконец, что происходит? Что это за бред с твоим любовником?

Он сорвал белую салфетку, которой повар с такой любовью прикрыл еще горячие булочки, взял одну и стал жевать, развалившись на стуле.

Агата старалась сосредоточиться на отварах. Один – Людвигу, от головной боли, другой – Эрику, от простуды…

Ей вдруг стало омерзительно. До тошноты. Непонятно почему стало обидно за Касса, солдат, Эрика… Всех тех, кто спас ее. Заботился. Поддерживал. Они так старались вернуть ей жизнь, надежду на будущее. И вот пришел он. Смял салфетку. Схватил булочку…

Всеблагие, да что это с ней? Что за бред она несет?

– Где ты был все это время? – вдруг спросила она.

Отвары должны были настояться. Работать со шкатулкой из кристаллов она сейчас все равно не сможет. Агата смотрела в глаза человеку, с которым ее связывало так много, что в происходящее просто невозможно было поверить! Неожиданно появилась надежда. Надежда и чувство вины. Почему она решила, что он виноват? Может быть, он сможет все объяснить, и тогда…

– Так сложились обстоятельства. Ты просто не знаешь, что наше финансовое положение последнее время…

– Я знаю ВСЕ о нашем с тобой финансовом положении. Ведется следствие. Мне предоставили не только подробный отчет о финансах, но и о том, что ты… живешь с женщиной.

– Аделинда, ну не начинай! Какая женщина?

– Аделинда, я полагаю.

– Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной?

– Нет. Ты только что назвал меня ее именем.

– Я? Да при чем тут это? Я писал книгу! Я надеялся спасти нас с тобой от кризиса! Пойми, мне нужна была новая обстановка! Впечатления! А как ты хотела? Что еще могло подстегнуть вдохновение? Отвар от головной боли?

– И… как?

Агата вцепилась в спинку стула. Даже сесть сил не было. Людвиг стряхнул крошки на пол. Взял еще одну булочку.

– Что именно?

– Вдохновение? Удалось написать что-нибудь стоящее?

– Думаю, да. Мне, правда, нужно, чтобы ты отредактировала текст и…

– Погоди. А как же… другая женщина?

– Да брось, я же тебе все объяснил! Если ты переживаешь, поверил ли я маме, то уверен, она преувеличивает. У тебя – любовник?! Да это просто смешно!

– Почему?

– Что?

– Почему смешно, что у меня – любовник?

Людвиг потер ладонями виски. Он всегда так делал, когда начиналась головная боль.

Агата процедила настой, разбавила молоком до нужной температуры. Положила сахар. Надо же… Руки помнят. Все, как он любит. И чашка его. Синяя. Бросила полотенце в кипяток. Обжигая руки, отжала. Обернула мужу голову.

– Хорошо… Всеблагие, Агата! Ты не представляешь, как я мучился без всего этого!

Несколько минут Людвиг сидел, откинувшись, прижимая горячее полотенце к вискам. Затем с удовольствием отхлебнул чай и повторил:

– Как хорошо! Пойдем наверх… Я соскучился!

– Подожди… здесь, Людвиг.

– Хорошо!

Он остался пить на кухне свой чай, а она побежала наверх. Что-то золотистое мелькнуло под ногами, что-то кричала фрау Берта, ее попытался остановить Ульрих, но она ничего не видела и не слышала вокруг. Она бежала. Вверх по лестнице. К двери справа.

Вдруг стало все ясно и понятно. Как белый снег. Радостно. И… обидно. До чего же обидно! Столько времени потеряно зря. Но она исправит! Сейчас она все исправит…

– Эрик!!!

Ей казалось, она кричит, но из горла вырвался какой-то хриплый свист. Ей казалось, она барабанит кулаками по двери, но руки вдруг стали ватными. Они беззвучно скользили по отполированному дереву…