Кристофер Прист - Экстрим [litres]

Голая, как истина, Шенди пошла под душ, прижимая к груди свою одежду. Терезе нравилось, как ощущается ее тело изнутри: пройдя через серию судорожных оргазмов, Шенди буквально светилась здоровым бесхитростным удовольствием, ее ноги переступали с непринужденной грацией. Мужики, работавшие с камерами, смотрели на нее и дружелюбно улыбались.

Когда дверь кабинки была закрыта на защелку, поведение Шенди резко изменилось. Она сплюнула на пол, несколько раз громко отхаркнула, приложилась губами к холодному крану, четырежды прополоснула рот, а затем, из крана же, немного попила. Когда очередь дошла до душа, мылась она очень тщательно, очищая намыленными пальцами те закоулки своего тела, куда проник Виллем, и оттирая мочалкой участки кожи, на которые попала его сперма.

Она достала из шкафчика обычную одежду и быстро оделась. Чуть-чуть подвела глаза, чуть-чуть подрумянилась, а губной помадой и вовсе пренебрегла. Мельком взглянув на себя в зеркало, она отправилась на свидание с Виллемом.

Распахнув наружную дверь, Тереза оказалась в Лондоне. Ее сразу же поразили подробности: шум, толпы пешеходов, проезжающие мимо машины, красные автобусы, рекламные щиты, мерзкая погода, общее ощущение проработки более точной, чем то необходимо для дела.

Виллем отвел ее в паб на соседнюю Руперт-стрит и сел за свободный столик, а она пошла к стойке делать заказ. Он попросил для себя голландское пиво, называвшееся «Ораньебоом», что вызвало у Шенди приступ непонятного веселья. Ожидая, пока обслужат, она напевала себе под нос дурацкую рекламную песенку. Бармен знал ее, и она ему явно нравилась; отвлекаясь иногда на других клиентов, он болтал с ней о чем-то, известном им обоим. Судя по всему, Шенди подвизалась в Уэст-Энде на многих работах – в клубах, в эскортных агентствах, в гостиницах.

Увлеченная неожиданной возможностью заглянуть в жизнь этой девушки, Тереза утратила интерес к Виллему и слушала вместо этого рассказы Шенди о людях, которые должны ей деньги, о мужчине (любовнике? сутенере?), который неким образом ею руководит, о том, какие трудности приходится временами переносить, о работе допоздна, о том, как гоняет ее полиция, а больше всего о том, что делать со старушкой матерью, живущей где-то в центральных графствах. У матери возникли проблемы с пособием по инвалидности, которое урезали, не так истолковав законы, в результате чего ей, наверное, придется переехать к дочери в Лондон. Квартирка Шенди была мала для двоих, так что нужно было искать другую.

«Ведь это же все настоящее! – думала Тереза. – Это доподлинная жизнь Шенди! Я могу обосноваться в ее мозгу, смотреть на все ее глазами, я увижу, как она живет, что она ест, где она спит».

Она бросила взгляд на Виллема, так и сидевшего в ожидании пива и явно обиженного, что она там так заболталась.

Бармен потихоньку сунул Шенди бумажку с телефонным номером, она открыла сумочку, достала дневник и положила бумажку между его страницами. В тот момент, когда Шенди совсем уже собралась кинуть дневник в сумочку, Терезе захотелось на него взглянуть. Она положила дневник на стойку и бегло его просмотрела.

По-настоящему Шенди звали Дженнифер Розмари Тайлер; Тереза нашла это имя на первой странице, куда Шенди трогательным детским почерком занесла свои личные данные. Жила она в Лондоне, NW10. Записи в дневнике – год был 1990-й, чего Тереза до того не знала, – состояли по большей части из телефонных номеров и денежных сумм; по минутному бзику Тереза отвела Шенди к телефону-автомату, висевшему рядом с дверью туалета, и набрала первый попавшийся номер.

Трубку снял мужчина, говоривший с сильным иностранным акцентом.

– Это Хусейн? – спросила Шенди. – Привет, это Шен… Слушай, я в «Павлине», на Руперт-стрит. Ты знаешь, где это? Я вот тут подумала, а нет ли у тебя чего-нибудь интересного?

Последовало долгое молчание, а затем Хусейн сказал:

– Перезвони в десять, что-нибудь придумаем.

– О’кей, – сказала Шенди и повесила трубку.

Затем она вернулась к стойке и записала время в дневник.

Виллем терпеливо ждал. Пускай развлекается сам, решила Тереза и нагло покинула паб. Мгновение поколебавшись, она прошла по Руперт-стрит до перекрестка с Ковентри-стрит. С одной стороны была площадь, окруженная высокими зданиями, полная деревьев и людей, – Лестер-сквер, вытащила она из сознания Шенди. С другой стороны была площадь Пиккадилли; Тереза и думать не могла, что до нее так близко. Полная туристского любопытства, она туда и пошла, глазея по пути на достопримечательности. Полюбовавшись секунду на Эрота, она решила посмотреть, где живет Шенди, а потому направилась к ближайшему входу в подземку. Когда она сбегала вниз, набойки Шенди звонко стучали по железным ступенькам. Лестница уперлась в глухую кирпичную стену; Шенди взглянула на стену и вернулась наверх.

Вспомнив, что на углу Нижней Риджент-стрит и Пиккадилли есть еще один вход на станцию, Шенди перебежала улицу, ловко лавируя между машинами, и снова спустилась по ступенькам. И снова кирпичная стена. Полная решимости не сдаваться, Тереза вернулась в паб, где Виллем так ее и ждал.

И подсела к нему.

– Расскажи мне, Виллем, откуда ты приехал, – начала она. – Как ты живешь? Как называется место, где ты родился?

– Сейчас, – кивнул Виллем, намертво прилипший глазами к вырезу ее блузки. – Я из Амстелевена, это чуть к югу от Амстердама, на польдере. Ты знаешь польдеры? У меня есть две сестры, обе старше меня. Мои мать и отец…

– Ты уж прости меня, лапа, – прервала его Шенди. – Мне нужно идти.

Не дожидаясь ответа, она встала и вышла на улицу.

Уличный шум, потоки машин, сотни людей. Лондон. И как это только им удается, думала Тереза. Мы снимали вшивую, грошовую порнуху, а потом я выхожу из двери и нахожу там виртуальный город, населенный миллионами людей, под завязку набитый событиями, идущими своим чередом, и местами, куда можно сходить.

А вот подземки нет как нет. Может, у них руки еще не дошли?

Мимо с ревом пронесся двухэтажный автобус, направлявшийся в Килберн. Это было понятно из таблички на лобовом стекле: Килберн Хай-роуд. Я могу сесть на него, подумала Тереза, посмотреть, что делается в Килберне. Люди живут своей жизнью, снимают квартиру, в одиночку и напополам, влюбляются, отдыхают за границей, зубами держатся за свою работу, попадают в тюрьму, снимают порнуху. Этот сценарий – он что, беспредельный? Из Килберна другим автобусом на окраину Лондона, а дальше – поля и деревни? А еще дальше? Снова глухая стена на краю реальности? Или вся остальная Англия, а затем и Европа, весь мир? От мысли о безбрежном пространстве кружилась голова.