Владислав Русанов - Оборотень с человеческим лицом [три рассказа]

— Вы — человек образованный и незаурядный, стоите среди пассажиров «Суламифи» как бы особняком. Ни с кем не общаетесь.

— Ну, ведь и вас, мистер Харрисон, не слишком сильно тянет хвалить Робертса и Кука вместе с нашими бравыми вояками?

— Верно.

— Да и флиртовать с наследницами Керригана вы не стремитесь, не так ли?

— И тут вы правы. Но, согласитесь, с такой опекой миссис Керриган…

— А как же возможность получить изрядный куш наследства?

— Вы думаете? Лично я в этом не уверен.

— А я не советовал бы вам принимать столь опрометчивые решения. Можете просчитаться.

— Да неужели?

— Время рассудит нас, мистер Харрисон.

— Пусть будет так.

— А чем же еще интересен ваш покорный слуга?

— О! Об этом шепчутся уже неделю. Порции, которые вы относите в свою каюту после каждого приема пищи. Для кого они?

Пастер усмехнулся.

— Для одного моего товарища, чье присутствие в кают-компании не вполне желательно.

— Но почему?

Француз ненадолго замолчал, а потом, резко остановившись, глянул молодому англичанину прямо в лицо:

— Скажите, мистер Харрисон, как бы вы отнеслись к соседству с африканцем за обеденным столом?

— С кафром?!

— Ну почему с кафром? Он матабеле.

— Не понял.

— Чего уж тут непонятного? Насколько я знаю кафрами и у вас, англичан, и у буров принято называть народ коса. А мой спутник — матабеле. Весьма уважаемый среди своих соплеменников человек, между прочим.

Эзра пожал плечами.

— Признаться, вы меня удивили. Я-то думал: все черные — кафры.

— А вот и не все, — улыбнулся француз. — Вы первый раз в Южной Африке?

— Да.

— И с аборигенами не общались, не так ли?

— Ну…

— Созерцание грузчиков в порту или носильщиков на улицах не в счет.

— Не общался.

— Значит, по вашему, все африканцы — черные, тупые дикари?

— Нет, но…

— Вы играете в шахматы?

— Да…

— Хотите сыграть партию-другую с Нгоной?

— Я, вообще-то, звезд с неба не хватаю. Нгона это ваш…

— Да, это мой товарищ по каюте. Старейшина одного из родов матабеле. Весьма уважаемый человек с цепким практическим складом ума. Так хотите?

Харрисон удивился про себя, а вслух вздохнул и согласился.

Сидя в уютной, освещенной мягким светом керосиновой лампы комнате за черно-белой шахматной доской, Эзра не мог прийти в себя от ощущения нереальности происходящего. Одетый в просторные холщовые штаны и долгополую рубаху африканец глубоко задумался над очередным ходом, машинально теребя совершенно седое колечко жестких волос на виске.

Представив торгового агента негритянскому старейшине, Пастер немедленно взял с тумбочки пухлый книжный том, уселся в кресло и с головой погрузился в чтение.

Первую партию, в которой традиционно белый начал играть белыми, а черный — черными, Харрисон проиграл на четвертом ходу, пропустив ход ферзя на «эф два».

Во второй партии молодой человек начал осторожно поддерживать предложенное матабеле испанское начало. Потерял коня и заскучал. Подавляющее преимущество фигур Нгоны в центре и на левом фланге повергало в глубокое уныние, но уязвленная гордость не давала Харрисону закончить игру. Взвесив все «за» и «против», он предложил солидный размен, имеющий целью отыграть пешку, но в этот миг из коридора донесся сдавленный вскрик, а вслед за ним — три громких выстрела. Подряд, почти без перерыва.

Как ужаленный, молодой человек вскочил на ноги, устремляясь к двери. Но сколь он ни был быстр, Пастер оказался в коридоре раньше.

— Огня, живее!

Когда Харрисон, высоко подняв лампу, выбежал из каюты, узкое пространство уже наполнялось людьми.

Из дверей напротив выглядывала чета Фитц-Роев — лейтенант сжимал револьвер, из-за его плеча выглядывала супруга, двумя руками придерживая на груди норовящий распахнуться капот.

— Пропустите, пропустите! — командовал первый помощник, но проталкиваться вперед не торопился.

Вместо него в заканчивающийся тупиком конец коридора решительным шагом проследовал Вудс. Эзра, подсвечивая ему, пристроился рядом.

— Не волнуйся, дорогая, — стремясь придать голосу твердость, успокаивал жену Фитц-Рой.

В самом тупике Пастер, сидя на корточках, склонился над чем-то, показавшимся вначале Харрисону грудой тряпья или небрежно сброшенной шинелью. Десяток секунд понадобилось ему, чтобы понять — перед ним человек. Вернее, мертвый человек, а попросту говоря, труп.

— Стюард, — поднял голову француз.

— Бог мой, как же так? — второй помощник присел рядом. — Бейлс… Как же так?

Эзра перегнулся через головы Пастера и Вудса. Открывшееся зрелище заставило желудок сжаться в тугой комок и двинуться вверх. Стюарт лежал лицом вверх. Правая рука сжата в кулак и закинута за голову, левое плечо опирается на двери каюты Шотбоу. Вместо горла у моряка чернела сплошная, жуткого вида рана.

В настороженной тишине этнограф коснулся пальцем края разорванной плоти.

— Свежая. Кровь еще не запеклась, — пробормотал Вудс.

— Это укус, — не слушая его, громко объявил француз.

За дверью слева охнули и послышался шум падения. Очевидно, полковник с полковничихой подслушивали и у кого-то из них не выдержали нервы. Секундой похоже выяснилось, что в обморок упала миссис Керриган, поскольку ее супруг, трясущимися руками открыв дверь, ошарашенно произнес:

— Помогите, кто может… Моей жене дурно.

— Постойте, полковник, не до вас, — довольно невежливо откликнулся второй помощник и продолжил, обращаясь уже к Пастеру. — Вы уверены?

— Абсолютно, но давайте спросим нашего охотника.

Словно в ответ на его слова замок каюты Шотбоу щелкнул, и джентльмен возник на пороге. Бледный, но решительный.

— О чем вы хотели спросить меня, господа?

— А кто стрелял? — невпопад ляпнул Харрисон.

— Я, — отозвался охотник. — Через дверь. Надеюсь, это не я его…

— Да нет, — покачал головой Вудс. — А если какая-то пуля и попала, то, скорее всего, уже в труп.

— Слава Богу.

— Скажите, мистер Шотбоу, — Пастер, не поднимаясь, продолжал осматривать труп, — вам случалось видеть кусаные раны? Лев там, леопард…

— Да, — просто ответил охотник. — Не раз. Вы хотите сказать?..

— Да чего там говорить? Поглядите сами, — помощник капитана резко поднялся с корточек, освобождая место у тела.

— Что здесь происходит? — капитан решительно оттер плечом Фитц-Роя.

— Посмотрите сами, сэр, — Вудс сделал шаг назад. — Это Бейлс.

— Он мертв?

— Мертвее не бывает. Этот господин, — кивок в сторону согнутой спины француза. — Этот господин утверждает, что его загрызли.

— Вот как?!

— Могу подтвердить, — Шотбоу выпрямился. — У него действительно вырвано горло. Зубами. Ума не приложу, кто бы мог на пароходе…