Иван Цацулин - Атомная крепость. Роман

- Негодяй!

- Кто он? - спросил Гейм.

- Подлый негодяй, Генрих фон Краус… капитан…

- Гейм… Стив Гейм, - представился летчик и тут же шепотом спросил: - А вы, кто же вы?

Девушка, с чувством сжав его руку, ответила:

- Меня зовут Бэтси… Бэтси Прайс. Вы придете ко мне, Стив Гейм? Да?

- Да, да, - прошептал Гейм в крайнем волнении. - О да, я приду к вам. Но я прошу вас как о великой милости…

- О чем, Стив? О чем?

- Если вы чувствуете хоть каплю признательности ко мне, Бэтси Прайс, ни одному человеку, слышите, ни одному человеку не говорите, что это я выручил вас сегодня. Помните, моего имени не должен знать никто, а особенно ваш отец и этот немец Краус. Во имя моей жизни, Бэтси Прайс, я прошу об этом.

Судя по топоту невидимых из-за густых деревьев коней, всадники были уже совсем рядом.

Гейм пристально посмотрел в глаза своей спутницы.

- Во имя жизни, - шепотом повторила она и твердо сказала: - Не беспокойтесь, я обещаю вам… но вы должны навестить меня в «Приюте Бэтси»…

- Я приду, - ответил Гейм и быстро скрылся в чаще леса.

Он шел на север, стремясь еще засветло выйти к берегу Гудзона.

Русаков стоял у окна своего кабинета и смотрел на площадь имени Дзержинского. Мчались автомобили, шли троллейбусы. Но молодой чекист ничего этого не замечал, занятый своими мыслями. Затем он подошел к письменному столу и поднял телефонную трубку.

- Здравия желаю, товарищ полковник. Говорит капитан Русаков. Разрешите зайти к вам по важному делу.

- Заходите, - ответил полковник Соколов.

Русаков по привычке одернул на себе китель, поправил прическу и, взяв со стола папку с документами, вышел из комнаты.

- Вовремя вы, - встретил его полковник. - Я как раз собирался вызвать вас с докладом по делу о «Незваном госте».

- О «Незваном госте» я и хочу доложить. Разрешите?

- Докладывайте.

- Начну с того, что час тому назад арестованный Струнников попросил свидания со мной.

- Стало быть, он решил прекратить играть в молчанку?

- Вот именно, - подтвердил Русаков. - Я велел сейчас же привести его ко мне. И вот его показания. - Русаков протянул полковнику протокол допроса. - Струнников признал, что собранные о нем данные правильны. В плену он, конечно, не был. Сын крупного кулака, высланного в свое время с Украины, Петр Струнников через десять лет вернулся в родные места под другой фамилией, устроился преподавателем русского языка в средней школе, женился… Но ненависть к народу, к советскому строю не давала ему покоя, и он примкнул к банде уголовников, совершавшей нападения, на магазины, сельские кооперативы, на партийных работников… Бандиты грабили и убивали. Двойную жизнь Петр Струнников вел до конца тысяча девятьсот сорокового года, когда ему стало ясно, что его уголовным похождениям скоро наступит конец. Тогда он скрылся, уехал в западные районы Советского Союза и сумел тайно удрать за кордон. Семью, детей бросил. Банда вскоре была обезврежена. Струнников, которого судили заочно, был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения. В годы войны он помогал гитлеровским оккупантам, после войны перешел на службу к новым хозяевам, окончил шпионско-диверсионную школу, там же преподавал разговорную практику русского языка. Затем его решили использовать, так сказать, по прямому назначению, и вот теперь перебросили на территорию Советского Союза для того, чтобы помочь пробраться в нашу страну другому, основному агенту, после чего Струнников должен был приехать в Киев и там ждать, когда с ним свяжется разведка. Арестованный признал, что он и второй агент приземлились в районе города Краснотал, именно так, как это установили вы, товарищ полковник.

- Что же арестованный сообщил о личности другого агента, нелегальную переброску которого в Советский Союз он должен был замаскировать? - спросил Соколов.

- Струнников утверждает, что о втором агенте и о задании, которое ему было дано разведкой, он не имеет ни малейшего представления. После долгих размышлений я пришел к выводу, что этому можно поверить.

- Допустим… - согласился полковник. - Но что он сообщает о личности своего напарника?

- Вот тут положение осложняется, и эту часть показаний Струнникова на веру принимать никак нельзя, - продолжал Русаков. - Арестованный утверждает, что он не только не знает сброшенного вместе с ним человека, но и не видел его лица и не слышал его голоса. По его словам, лицо второго агента было скрыто повязкой, а объяснялся он с ним, со Струнниковым, жестами.

- Н-да… И что же вы думаете о показаниях арестованного? - спросил полковник.

Русаков немного подумал и затем уверенно ответил:

- Я думаю, что в этой части своих показаний арестованный не говорит правды.

- То есть?

- Я думаю, что перед ним поставлена задача не только замаскировать выброску на нашу территорию «агента-невидимки», но и помогать этому агенту в дальнейшем. Возможно, что именно тот агент и должен был позднее связаться со Струнниковым в Киеве.

Полковник встал и прошелся по кабинету.

- А почему арестованный не хотел дать таких показаний сразу или хотя бы немного раньше? - спросил он, круто повернувшись и остановившись против капитана.

- Он объясняет это тем, что боялся за свою семью. Не за ту, которая у него была в Краснотале, а за другую… В Западной Германии Струнников успел обзавестись новой семьей. Согласно его показаниям, у него там жена и двое детей, которые сейчас находятся на положении заложников у американской разведки.

Полковник задумался.

- Ну, все это, полагаю, со временем выяснится, - произнес он. - Думаю, в одном и очень важном пункте вы не правы. Да, да… - повторил он. - В важнейшем пункте вы не правы. Видите ли, анализируя показания арестованного Струнникова, вы не можете забыть, что его личность не внушает нам доверия, и, таким образом, инстинктивно, так сказать, ищете какие-нибудь обоснования для выводов, противоположных тем, на которые рассчитаны показания. Так ведь?

- Так, - согласился Русаков.

- Это естественно и понятно, - продолжал полковник. - Вот почему опытные враги иногда охотно дают более или менее правильные показания - они рассчитывают как раз на то, что им не поверят и следствие пойдет по ложному пути. Чтобы избежать подобной ошибки, надо при оценке искренности показаний исходить не только из отрицательного представления о личности того, кто дает эти показания, но и из всего, что мы знаем по делу. Разберемся же в том, что нам удалось пока выяснить. Нас, понятно, главным образом интересует сейчас не Струнников, а тот агент, что был с ним. Итак, во-первых, мы теперь определенно знаем, что такой человек существует, что он был сброшен над нашей территорией с американского самолета и где-то пока скрывается. Во-вторых, нам известно и такое очень важное обстоятельство, что заброска в нашу страну вражеского лазутчика была организована так, чтобы мы не могли узнать о его существовании. С этой целью ими и был использован Струнников. Все это бесспорно, но я чувствовал, что чего-то нам не хватало. Чего? Уверенности в том, что выводы о методе заброски к нам вражеского агента были именно таковы, какими они мне представлялись.