Влада Ольховская - Между мирами

Но Аверилла и правда тревожило что-то очень серьезное. Воспоминания о том вечере, когда он напал на людей, превратились в невидимую цепь, которая прочно приковывала его к Пустоши-14. Айна понимала, что, если не порвать эту цепь, он уже не освободится. Знать бы еще, что случилось!

Маг уже привык к ней, относился гораздо спокойней, но стоило затронуть «ту самую» тему – и он сразу же замолкал. Ей только и оставалось, что надеяться на чтение его мыслей, а с этим тоже все было непросто. В голову сильнейшего мага по первому желанию не попадешь! Нужно было и дальше мучать его неконтролируемыми снами, однако Айне было его жаль.

Нужен был другой путь, вот только какой?

Об этом она и думала, сидя на краю обрыва и наблюдая за магом. Он был в лодке, направлявшейся к далекому морскому горизонту – рыбалка была одним из самых простых и доступных развлечений этого кластерного мира. То, что в воде то и дело проплывали массивные туши серпентидов, Аверилла совершенно не волновало. Он привык к Пустоши-14, когда решил, что другой реальности для него уже не будет. Айне снова до дрожи хотелось расправить крылья и полетать – подлететь к нему, например, поговорить, чувствуя на коже морской бриз. Но – нельзя, он все еще верит, что она простая нимфа. Этот обман так плотно въелся в их жизнь, что Айна не представляла, как сказать магу правду.

– Кошка, уходи! – донеслось у нее из-за спины.

– Так вот почему ты не отправилась с ним, – заметила Айна, не оборачиваясь. – Хотела подкараулить меня.

– Чужой!

Суккуб напряглась, ожидая, не толкнет ли ее собака в спину. Это не было бы смертельно, – она смогла бы взлететь, а не упасть на камни, – но все равно неприятно.

Однако Бриджит не отличалась человеческим коварством. Она подошла ближе и села рядом с Айной.

– Уходи.

– Нет, – просто сказала суккуб. – И ты знаешь, что не изменишь мое решение. По правде сказать, ты должна радоваться, что я здесь.

– Глупо. Кошка.

– Далась тебе эта кошка! – поморщилась Айна. – Я, между прочим, ему помочь хочу. И помогаю! Он несчастен, и ты это знаешь.

Карие глаза бернской овчарки замерли на ней, детский голос больше не звучал. Айна вдруг поняла, что перед ней возможность, которую она все это время упускала.

Она так сосредоточилась на Аверилле, что совершенно забыла про Бриджит. Да и кто принял бы во внимание обычную собаку? Вот только у него собака необычная. Все эти годы она была его единственным другом. Аверилл наверняка разговаривал с ней, рассказывал ей, чего он боится, чего хочет, что не дает ему покоя. А она все понимала! Может, даже больше, чем понял бы на ее месте человек.

– Тебе здесь хорошо, а ему не очень, – продолжила суккуб. – Ты это чувствуешь – то одиночество, что разъедает его изнутри. Может, поначалу ему нужно было побыть вдали ото всех, прийти в себя после того, что с ним случилось. Но вся жизнь – не слишком ли это много? Он уже провел здесь часть тех лет, которые люди называют лучшими. Важнейшую часть своей молодости! Что если однажды он пожалеет об этом? Да и потом, ты не вечная.

– Злая! – оскорбилась Бриджит.

– Извини, но как есть. Ты, я, Аверилл – мы все не вечные, просто у каждого своя продолжительность жизни. Но ведь если у тебя спросить, хотела бы ты пережить его, ты же откажешься, так?

– Да.

– Вот! Потому что любишь его. Подумай, как он тут будет один, без тебя? Кто будет его любить? Долго ли он вообще протянет? Я чувствую, что его что-то мучает, но не могу понять, что именно. Возможно, ты знаешь.

Она знала – теперь уже Айна не сомневалась в этом. Бриджит не могла говорить полноценными предложениями из-за особенностей артефакта в ее ошейнике, но она все понимала. Это другие собаки живут лишь настоящим моментом, она была особенной.

Скорее всего, Айна ей по-прежнему не нравилась. Но Бриджит понимала, что другого существа, желающего помочь Авериллу и способного на это, в Пустоши может не появиться. Чувство вины год за годом убивало мага, и остановить это самостоятельно он уже не мог.

Бриджит поднялась и отряхнулась. Айна думала, что собаке наскучили споры и она просто собирается уходить, но та неожиданно обратилась к суккубу:

– Идем. Увидишь.

– Увижу что?

– Увидишь.

Да уж, не слишком содержательно.

Айна перевела взгляд на море и обнаружила, что лодка с Авериллом сейчас далеко от берега. Никакая магия не поможет ему вернуться раньше чем через час, поэтому даже если Бриджит хочет показать ей что-то секретное, время у них есть.

Они прошли в дом, и это уже удивляло: Айна там все осмотрела, но не обнаружила ничего подозрительного, да и маг бывал в доме очень редко. Но суккуб решила ни о чем не спрашивать и просто поверить своей спутнице.

Собака привела ее к одной из кладовых и остановилась перед закрытой дверью.

– Открой, – потребовала она.

– Ты что, есть хочешь? – разочарованно спросила Айна. – Так бы сразу и сказала!

– Нет. Открой.

Все еще ничего не понимая, Айна открыла перед ней дверь. Бриджит действительно не интересовали продукты, она уверенно побежала мимо полок вглубь комнаты, и суккуб последовала за ней. Там, в тени, прикрытая стеллажами с крупами, обнаружилась еще одна дверь.

Бриджит и ее поскребла когтистой лапой:

– Открой!

– Теперь уж понятно, что открою!

За дверью скрывалась вторая кладовая, поменьше площадью, полностью лишенная окон. Из-за этого Айна почти ничего не могла разглядеть, пока не нашла пару магических осветительных сфер.

В тесном зале хранились картины – несколько десятков, не меньше. Все они были написаны маслом, и вполне талантливо. Даже не разбираясь в живописи, можно было догадаться, что это работы одного художника. Все – портреты, сделанные темными цветами, изображения молодых людей. Все в вечерней одежде, у женщин заметный макияж, вот только непонятно, где они находятся, ведь они ничего не делают – просто стоят у какой-то темной стены и смотрят художнику в глаза.

Несложно было понять, что картины написаны Авериллом, и он, при всем таланте, ими определенно не гордился. Многие холсты были повреждены: порезаны или заляпаны черной краской, которая иногда попадала на изображение бесформенными пятнами, а иногда намеренно закрывала глаза людей.

Он боялся на них смотреть – похоже, из-за чувства вины. Он думал о них снова и снова, нарисовал их в надежде освободить от них память, а потом запер их здесь. Отчасти, это ему помогло, иначе он не смог бы спокойно жить даже в Пустоши. Но именно эти картины, эти образы не давали ему покинуть кластер.

– Ты знаешь, кто эти люди? – спросила Айна, разглядывая картины.

– Боль.

– А поконкретней нельзя?

– Его боль. Это знаю. Больше не знаю.

– Понятно… Но и это, знаешь, уже много.