Макс Фрай - Сновидения Ехо

Похоже, они собираются вместе , – подумал я, сам пока толком не понимая, что за тайный для себя самого смысл вкладываю в это «вместе». И вдруг вспомнил, что однажды уже был свидетелем чего-то подобного – полного единения большой группы людей. Магистр Нанка Ек и другие члены Ордена Долгого Пути [93], такого древнего, что о нем и сведений-то уже не сохранилось, пришлось поверить на слово, что когда-то они действительно были настоящими живыми людьми, потом тысячелетиями скитались по каким-то невообразимым «тропам мертвых» и наконец воскресли у нас на глазах; процесс возвращения к жизни оказался таким долгим и мучительным, что я бы, пожалуй, не рискнул повторить этот фокус в домашних условиях. И вообще ни в каких, сколько бы корзин с отборным спелым бессмертием ни маячило за финишной чертой.

Впрочем, дело сейчас не в этом. Просто люди Магистра Нанки, собираясь вместе, точно так же мощно и звонко молчали, пока их сознания сливались в единый поток. Но то члены древнего Ордена, в которых человеческого – одна видимость, а тут – просто музыканты перед выступлением.

Ничего себе дела.

Это была моя последняя мало-мальски внятно сформулированная мысль. Потому что потом раздался звук – один-единственный звук какого-то инструмента, скорее всего струнного; впрочем, не факт. Я смотрел на сцену-поляну во все глаза – это кто начал играть? На чем? – но уже почти ничего не видел кроме восхитительного золотого тумана, в котором кружилась сияющая пыль, а тихий звук одинокой струны вдруг взорвался, как праздничный фейерверк и стал многоголосым аккордом, хором, бурей, землетрясением, сладким огненным ледяным дождем.

Все это в один миг обрушилось на меня и поволокло за собой, не разбирая дороги, куда-то на потаенную изнанку этого Мира. Ну или просто меня самого. На самом деле пока ты там – никакой разницы.

Когда идешь на музыкальный концерт, обычно не ожидаешь столь масштабных потрясений. Даже если это не первое публичное выступление никому не известного Маленького оркестра, а гастроли мировых знаменитостей, все равно. Потому что музыка это – ну, просто музыка, род искусства, воздействующего на сознание и тело человека посредством особым образом организованных звуковых последовательностей. Все-таки не конец света. И даже не магия какой-нибудь высокой ступени – так мне казалось раньше. Теперь-то я уже не настолько глуп.

Не знаю, что со мной сталось бы, окажись я на этом концерте дюжину лет назад. Грохнулся бы в обморок? Превратился бы во что-нибудь маловразумительное на радость почтеннейшей публике? Чокнулся бы, не сходя с места? Улетел бы навек в облака? К счастью, опыт многочисленных низвержений в Хумгат, путешествий на Темную Сторону и прочие мистические хлопоты, давно ставшие естественной частью моей повседневной жизни, успели изрядно меня закалить. Так что я и бровью не повел. В смысле не сошел с ума и даже ни во что не превратился. А всего лишь блаженно улыбался в финале, размазывая по щекам неведомо откуда взявшиеся слезы. Вот это, я понимаю, настоящая невозмутимость, железная выдержка, полный самоконтроль.

К чести моей надо сказать, что окружающие вели себя ничуть не лучше. Тоже рыдали и улыбались, тоже дико озирались по сторонам, не в силах вот так сразу вспомнить, на какой планете находятся, как сюда попали, и как нас всех сегодня зовут. И откуда взялось вообще все.

Счастье, что аплодировать на концертах у нас не принято, поскольку хлопок ладоней вполне может оказаться старинным приемом боевой магии, убивающим наповал. А то неловко бы получилось: хрен бы кто вот так сразу вспомнил, как это делается. И зачем.

Музыканты сидели на траве в обнимку со своими инструментами и в целом выглядели гораздо более вменяемыми существами, чем публика. Просто слегка пришибленными. Первой на ноги поднялась Танита. В одной руке она держала ярко-зеленый инструмент, отдаленно напоминающий маленькую скрипку, в другой – несоразмерно большой смычок.

– Ну что, – сказала она, потрясая этим своим магическим оружием. – По-моему, получилось.

Ответом ей был общий вздох примерно следующего содержания: надо же, оказывается, все было взаправду, а теперь закончилось; ужасно жаль, зато мы все по-прежнему существуем, и как же это, дырку над нами в небе, хорошо.

К этому моменту я уже более-менее пришел в себя. Ровно настолько, чтобы встать, условно членораздельно извиниться перед таким же обалдевшим Карвеном за вынужденную отлучку и, эффектно пошатываясь, уйти куда глаза глядят. То есть в спасительную тишину и темноту запущенного сада. Все-таки очень удачное место выбрали для концерта, здесь потрясенному слушателю есть куда себя деть.

Какое-то время я бродил по садовым тропинкам, с наслаждением подставляя лицо спасительно холодному ночному ветру, думал, что надо бы вернуться, поблагодарить музыкантов, попрощаться с пригласившей меня Танитой и отправляться домой, но никак не мог заставить себя совершить все эти усилия, необходимые и одновременно совершенно ненужные тем удивительным существам, которыми мы совсем недавно были.

– Получилось даже лучше, чем на репетициях. Я же говорила, что вы приносите удачу! – сказала Танита.

Она каким-то образом меня отыскала, вышла наперерез и теперь стояла передо мной, опираясь на светлый древесный ствол. Девчонка как девчонка, совсем еще юная, маленькая, кудрявая, темноволосая, в коротком лоохи, состоящем из нескольких полупрозрачных слоев разной длины. Встретишь такую в городе и не подумаешь, что перед тобой самый настоящий гений. Каких на весь Мир всего – сколько их там в оркестре? – кажется, четырнадцать человек. Кофа говорил, она своих музыкантов через газетные объявления собирала. Надо же, как просто организовываются некоторые немыслимые дела.

Я укоризненно покачал головой.

– При чем тут я? Вы сами по себе такие. Сами всему научились, сами сыграли. Музыку кстати тоже сами сочинили? Сколько живу в Ехо, никогда ничего похожего не слышал. И в Куманском Халифате вроде бы совсем другое играют. А больше я пока нигде толком не бывал.

– Музыку никто не сочинял, – улыбнулась Танита. – Это была импровизация.

– Что?!

– Импровизация, – повторила она. – Честно! То есть мы заранее договорились, что я начну, и в какой последовательности будут вступать остальные инструменты, но это – все, дальше она сама.

– Кто – она?

– Музыка, конечно. В этом и смысл нашего Маленького оркестра: дать музыке возможность делать, что захочет. Очень страшно на самом деле! На репетициях у нас уже давно отлично получается, но вдруг в присутствии посторонних людей музыка решила бы помолчать? Или притвориться незначительной ерундой? Играть-то мы все умеем, не вопрос, но этого недостаточно. Нужно, чтобы музыка согласилась с нами быть, силой ее не заставишь, можно только надеяться, что сама захочет, потому что… ну, например, за время репетиций полюбила звучать через нас. Но вдруг еще не успела? Никто не знает, сколько времени требуется музыке, чтобы по-настоящему полюбить музыканта. И приходить, когда позовет.