Кира Измайлова - Футарк. Третий атт

— О, мистер Кин! — обрадовался Пинкерсон, приплясывая на тротуаре. И то, сидеть в салоне, надо думать, было зябко. — Какими судьбами в этих краях?

— Мне нужен был Ламберт, — пояснил я, поздоровавшись, — но вы оба мне попались, очень удачно!

— А где он, кстати?

— Сказал, сейчас поможет мистеру Оливеру и выйдет, просил подождать. А вы что, намерены раскрыть этому прытко пишущему юнцу какую-нибудь тайну следствия? — поддел я.

— Ни за что! — обиделся Пинкерсон, убыстряя темп и изображая что-то вроде ирландского рила.

Выглядело это зажигательно, я даже поймал себя на том, что начал двигать плечами и пристукивать каблуком в такт.

— Глядите, глядите, уже и полиция под его дудку пляшет, — послышался мне шепоток. — А он стоит, глядит — не мигает, вот точно колдует…

Я быстро обернулся, но увидел только удаляющиеся спины — одну в клетчатой шали, другую в однотонной.

— Знакомого увидели? — осведомился Пинкерсон, переходя на что-то из цыганского репертуара. Во всяком случае, такую тряску плечами я видел именно в таборе, инспектору только связки монисто не хватало для пущего эффекта.

— Нет, но кое-что услышал, — пробормотал я. — Послушайте, до вас не доносилось ничего… хм… странного обо мне?

— В каком смысле?

— В прямом! О том, что я занимаюсь черной магией, к примеру, что у меня дурной глаз…

— Он у вас стеклянный, — хихикнул он, а я не стал его разубеждать, всё равно не поверит, что доставшиеся мне от шамана глаза вовсе не искусственные, как может показаться, а вдобавок обладают кое-какими прелюбопытными свойствами.

Например, не так давно я обнаружил, что могу без усилий видеть не только призраков средь бела дня, но и, скажем так, узреть истинную суть человека, как это было с мисс Гейт, к примеру. После того случая я заинтересовался тем, какие еще возможности дало мне наследство Многоглазого (да, лучше ведь поздно, чем никогда, не так ли?). Пока выяснил только то, что могу увидеть настроение человека. Не зря ведь говорят «светится от счастья», «почернел от горя», «горит энтузиазмом», «внутри у него все кипело» или там «горло сжала невидимая рука». Так вот, наблюдать подобное оказалось неимоверно интересно!

Пинкерсон, сейчас, к примеру, был спокоен (насколько это вообще для него возможно) и всем доволен, а потому ничем особенным его аура — это словечко я подцепил в арсенале спиритуалистов, решив, что оно вполне подходит, — себя не проявляла. Вот Ламберт — тот правда что горел, его аура напоминала голубой огонек газовой горелки. Интересно, что его так заинтересовало? Замерзающие бродяги, что ли?

Но я отвлекся.

— В общем-то, мистер Кин, — сказал Пинкерсон, перестав пританцовывать, — кое-что я слыхал. И очень даже хорошо, что Ламберта поблизости нет, ему об этом слышать вовсе не нужно. Сядем-ка в машину…

— Что за тайны? — спросил я, осторожно умостившись на переднем сиденье. Оно точно было не от этой модели, и как его впихнули в кузов, оставалось для меня загадкой.

— Недавно, — сказал Пинкерсон, подышав на пальцы, — на вас, мистер Кин, поступило заявление.

— На меня? — поразился я. — Но я ведь… гм… вполне законопослушный гражданин, разве нет? Может, меня опять с Сирилом перепутали?

— Вы сперва дослушайте, — проворчал инспектор, поглядел, по-птичьи вытянув шею, не идет ли Ламберт, и продолжил: — Я и так знаю, что вы законопослушный. Но заявительнице я пообещал, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы вывести вас, негодяя этакого, на чистую воду, ясно? Иначе эта миссис Ходжкин мне бы плешь проела! И до суперинтенданта дошла, а кому это нужно?

— Это вы мне так ненавязчиво сдали ту, что распространяет слухи?

— Я уверен, что вы не пойдете к ней требовать объяснений, — фыркнул Пинкерсон. — Ну а дело… нет никакого дела, конечно же! Это курам на смех: в наше просвещенное время, когда воздушные суда уже бороздят воздушные просторы, обвинять солидного джентльмена в колдовстве!

— Значит, все-таки в колдовстве? — нахмурился я. — А как она это обосновала? Неужто просто пришла и с порога сказала: Виктор Кин, эсквайр — колдун? Пьет кровь девственниц и ест младенцев или как там полагается?

— Ну что вы, — серьезно сказал он, — у нее была доказательная база, довольно солидная.

— Дайте угадаю… Я привез из-за океана кактусы, которые дикари используют в богомерзких ритуалах, так? Выращиваю их в огромных количествах, провожу эти самые ритуалы, в чем бы они ни заключались, изготавливаю зловредные зелья и пичкаю ими родственников, соседей и случайных прохожих?

— Именно! — восхитился Пинкерсон. — Например, вы околдовали лорда Блумберри, вы знали? Он теперь совсем позабыл о лошадях и бредит какими-то… как его… тракторами, вот! А еще вы убедили его подняться на воздушном шаре, чтобы скинуть с высоты и представить это несчастным случаем, да не вышло… Тогда вы устроили пожар…

— А это-то мне зачем? В смысле, покушаться на лорда?

— Очень просто: вы ведь юрист, хоть и не практикуете, верно? А после смерти лорда кому досталось бы его имение?

— Его старшему сыну, конечно. Только он еще несовершеннолетний, следовательно, имущество перешло бы под управление опекуна.

— Вот именно! — поднял палец Пинкерсон. — Леди Блумберри не слишком сведуща в делах, и вы легко вкрались бы к ней в доверие, пользуясь ее горем и неспособностью адекватно оценивать ситуацию, сами стали бы опекуном юного Мэтью, а там… — он закатил глаза от восторга. — Вы холосты, леди Блумберри еще молода и очень хороша собой… дальше говорить?

— Сам догадаюсь, — буркнул я. — Я женился бы на леди, сжил со свету Мэтью и Айвора… Стоп, так это я их в пожаре погубить хотел, что ли?

— Ну да! Историю о том, что мальчики хотели удрать в Америку на воздушном шаре, вся округа знает… А кто их на это подбил, а? — прищурился инспектор.

— Ну и фантазия… — пробормотал я.

— И не говорите! Вот кому бы романы писать, а вовсе не мне, да миссис Ходжкин почти неграмотная.

— Но только лордом-то я все равно бы не стал.

— Неважно, поживиться сумели бы, — сказал он. — Но это, конечно, всего лишь сплетни. Однако, мистер Кин, кое-что эта ведьма видела собственными глазами.

— И что же? — нахмурился я. — Она выучилась лазать по карнизам и подглядела, как я включаю граммофон своим кактусам и вальсирую по оранжерее с Конно-Идеей?

— А вы так делаете? — восхитился Пинкерсон. — Вот бы взглянуть хоть одним глазком!

— Не отвлекайтесь, пожалуйста, — попросил я и тут же, сам себе противореча, спросил: — Кстати, как Кейтлин поживает?

— О, она немножко подросла, — радостно сказал инспектор. — У нее три новых… ну… пупырышка, из которых колючки растут. Это же хорошо, да?

— Замечательно! Очевидно, ей у вас понравилось, — улыбнулся я. — Следите только, чтобы сквозняков не было, и не заливайте.