Виктория Шваб - Архив. Ключи от всех дверей

– Ну, ты в этом не будешь виноват, – заверила я.

– Хорошо. Кстати, здесь где-то есть карточки для отзывов.

– Я обязательно заполню одну… – Вторая штанина зацепилась за ботинок, и когда я попыталась высвободить ее, сумка соскользнула с плеча и я потеряла равновесие. Кэш подскочил и поймал меня. В моей голове раздался шум, сотканный из ритмичных звуков джаза и смеха, такой громкий, что, вздрогнув, я отпрянула и повалилась в другую сторону. И оказалась в руках Уэсли Айерса, оглушенная шквалом ударников и «запилов» его рок-группы. Он улыбнулся, его глаза заблестели – уж не знаю от моей ли неуклюжести, или от того, что опершись на него, я выдержала его шум и не отстранилась.

– Держись, – сказал он. Я наконец выдернула ногу из штанины и уже крепко стояла на ногах, но он продлил на миг прикосновение. Затем он убрал руку и его шум стих.

– Привет, Айерс, – поздоровался Кэш.

– Откуда ты появился, Уэс? – удивилась я.

Он кивнул на тротуар.

– Где же твоя модная тачка? – поддразнивая, спросила я.

– Мой «Феррари» в магазине, – усмехнулся он.

– А «Лексус»? – проворковал Кэш.

Уэсли закатил глаза и взглянул на меня.

– Он тебе надоедает?

– Наоборот, – сказала я, – он – истинный джентльмен. Кое-кто назвал бы его даже рыцарем.

– В сияющих доспехах, – подхватил Кэш, указывая на свои золотые нашивки.

– И он принес мне кофе, – добавила я, подняв стаканчик.

Уэс провел рукой по своим черным волосам и горестно вздохнул.

– А вот мне ты никогда не приносил кофе, Кассиус.

И тут откуда ни возьмись за спиной Уэса появилась девушка и обняла его. Он даже не напрягся от ее прикосновения, только улыбнулся, когда она закрыла ему глаза своими наманикюренными пальчиками. А вот я напряглась.

– Привет, Элла, – весело поздоровался он.

Элла, крашенная блондинка, хорошенькая и миниатюрная, хихикнула и убрала руки.

– Как ты догадался? – пропищала она.

«По твоему шуму», – сухо заметила я про себя.

– Что тут сказать? – пожал плечами Уэсли. – Это дар.

– Он задействовал свои сверхспособности, – вставил Кэш, делая глоток кофе.

Девушка все еще висела на Уэсли. «Вцепилась в него, – думала я, – как птица в ветку». Она щебетала про какой-то осенний бал. И когда наконец прозвенел звонок, я поняла, что никогда так не радовалась началу урока.

Все-таки хорошо, что в придачу к своим четырем часам сна я выпила еще и пару стаканчиков кофе, потому что мистер Лоуэлл начал занятие с документального фильма о революционерах. То ли меня увлек предмет, то ли все дело в двойной дозе кофеина, но в сон меня даже не тянуло.

– Вот что важно помнить о революционерах, – сказал Лоуэлл, выключая видео и включая свет: – Пока власти видят в них террористов, они считают себя защитниками. Мучениками. Людьми, готовыми ради своей веры делать то, на что другие не способны. То есть, они становятся самым ярким воплощением недовольства в обществе. Но как только народ поднимает революционеров на пьедестал, провозглашая их ангелами мщения и героями, сами революционеры…

Слушая преподавателя, я представляла себе Оуэна Криса Кларка, как он, сверкая глазами, разглагольствовал на крыше Коронадо о чудовищах, о свободе и предательстве. О том, как он разрушит Архив, ветку за веткой.

– …но отличает революцию, – продолжал Лоуэлл, – то, что цель становится важнее всего. Как бы все остальные не превозносили революционеров, для них самих цель важнее их собственной жизни. Жизнь для них – всего лишь расходный материал.

Оуэн спрыгнул с крыши. Лишил себя жизни только для того, чтобы Архив не отнял его разум и память. Чтобы очнувшись Историей, вспомнить все. Я не сомневаюсь, что Оуэн сто раз отдал бы свою жизнь, лишь бы увидеть, как рухнет Архив.

– Печально, – добавил Лоуэлл, – что нередко они и чужие жизни считают расходным материалом…

Расходный материал. Я записала это в тетрадь. Оуэн определенно считал чужие жизни расходным материалом. Начиная с тех, кого он убил, чтобы скрыть Историю своей сестры, и заканчивая мной и истекающим кровью Уэсли. Его он пытался убить, только чтобы показать свою силу. Мне же Оуэн дал возможность пойти с ним, а не стоять у него на пути. Но как только я отказалась, то потеряла в его глазах всякую ценность. Стала просто еще одним препятствием. Если Оуэна можно назвать революционером, то кто тогда я? Винтик в машине? Но мир ведь не черно-белый. Нельзя все свести к противостоянию. Некоторые из нас хотят просто жить.

Эмбер опоздала на физиологию, поэтому ей досталось место в заднем ряду. Я же весь урок изучала нервную систему, пытаясь не уснуть. Как только прозвенел звонок, я встала и подошла к ней.

– Так торопишься в спортзал? – спросила она, собирая сумку.

– Хочу кое-что спросить, – бросила я небрежно. – Твой отец коп?

– Что? – рыжие брови Эмбер взметнулись дугой. – А, да. Детектив. – Она закинула сумку на плечо, и мы влились в поток студентов. – А что?

– Просто видела его сегодня утром в новостях.

– Что-то плохое случилось, да? – сказала она. – Я не видела папу сегодня утром.

Я понимала, что ступаю по тонкому льду, но попытки узнать что-нибудь не оставляла.

– Он много работает?

– Дни напролет, – вздохнула Эмбер. – А дело судьи Филлипа его просто прикончит. – Она слегка улыбнулась. – Мама ненавидит, когда я говорю слово «прикончит» в обычном разговоре. Она думает, что я становлюсь бесчувственной к смерти. Терпеть не могу объяснять ей, что уже слишком поздно.

– Мой дед тоже был детективом.

Ее глаза загорелись.

– Правда?

Строго говоря, дед был частным сыщиком и по большей части работал с бумажками, но профес-сии ведь схожие.

– Да, – кивнула я. – Я выросла, глядя на все это. Тут волей-неволей не избежать профессиональной деформации. – Эмбер улыбнулась, и я рискнула продолжить: – А что они думают насчет того, что стало с тем человеком, мистером Филлипом?

Эмбер покачала головой и открыла дверь.

– Папа не говорит об этом при мне. – Она прищурилась, глядя на полуденное солнце. – Но в нашем доме тонкие стены. И я слышала, как он досадовал, что ничего не сходится. Одна комната разгромлена, а во всем остальном доме безупречный порядок. И ничего не пропало.

– Кроме мистера Филлипа.

– Точно, – она отшвырнула ногой камешек с дорожки, – только папа не может понять, почему. Да и никто не может. Судя по всему, он был хорошим человеком. И уже в отставке.

– Он ведь был судьей, да? А они не думают, что кто-нибудь мог затаить на него злобу за вынесенный приговор или что-нибудь еще в этом духе?

– Тогда почему бы просто не убить его? – заметила Эмбер, открывая двери в спортивный комплекс. – Знаю, это звучит цинично, но если дело в мести, тело обычно находят. А сейчас его нет. У полиции вообще ничего нет. Этот человек просто взял и исчез. Не понимаю, зачем идти на риск и так напрягаться только ради того, чтобы кто-то исчез? Да еще и устраивать такой разгром? Почему не подстроить все так, будто он просто куда-то ушел?