Виктория Шваб - Архив. Ключи от всех дверей

– Ты должна сообщить это в Архив, – посоветовал он.

– Знаю.

Я действительно это знала. Но что им сказать? Я понимала, как нелепо это прозвучит. Я даже в глазах Уэсли уловила тень недоверия, а он гораздо более снисходителен ко мне, чем Агата. Я не могла просто прийти туда и заявить, что среди работников Архива завелся еще один предатель. Особенно после случая с Оуэном и Кармен. Мне требовалось поговорить с Роландом, но сначала придется встретиться с Агатой. Я знала, что не могу и дальше игнорировать вызовы. Но после всего, что по моей милости свалилось на родителей, я не могла просто исчезнуть. Сейчас я не смела так с ними поступить. Поэтому Архиву придется подождать. Уэсли пригвоздил меня тяжелым взглядом.

– Прошлым вечером ты ни о чем таком даже не обмолвилась.

Я стала теребить уже несвежую повязку на руке.

– Написать все это в сообщении было бы затруднительно, – оправдалась я. – И я была кое-чем занята.

Он коснулся забинтованной руки и легонько провел пальцами по повязке.

– Что случилось, Мак?

Я отстранилась и закатала рукав, показав ему бинты. Затем размотала их, чтобы он увидел четырнадцать крестообразных стежков.

– Кто сделал это с тобой? – прорычал он.

Лучше бы он спросил что полегче. Втянув воздух, я задержала дыхание на несколько секунд, затем выпалила:

– Это сделала я.

На лице Уэсли отразилось недоумение, а затем тревога. Я снова опустила рукав, но он поймал мою руку и притянул к себе. Его пальцы замерли над порезом.

– Я не понимаю.

– Я не хотела этого делать, – объяснила я. – Мне приснился кошмар, в котором был Оуэн… он явился с ножом, и затем я…

Уэсли обнял меня. Сжал так крепко, что стало больно, так крепко, что его шум грохотал в моей голове, но я не отстранилась.

– Я не знаю, что со мной случилось, – прошептала я, уткнувшись в его рубашку.

Уэс немного отодвинулся, взглянул на меня.

– Скажи, чем я могу помочь.

«Уходи , – думала я. – Держись подальше от меня и от всего плохого, что происходит вокруг». Но я успела достаточно изучить Уэсли и знала, что он так не сделает.

– Во-первых, ты мог бы попросить Эмбер не болтать в школе о том, что меня арестовали.

– Это не считается арестом, ведь тебя не оформили, – напомнил Уэс, затем добавил: – Она никому не скажет.

– Тебе ведь сказала.

– Потому что она знает, что я… – он осекся.

– Ты – что?

– Знает, что я волнуюсь за тебя, – договорил Уэс. – Кстати, выглядишь ты ужасно. Ты вообще спала с тех пор?..

Я потерла глаза.

– Я не могу.

– Ты не можешь вечно не спать, Мак.

– Знаю… но мне страшно.

Дед учил меня никогда не говорить эти слова. Он утверждал, что сказав это, ты наполовину капитулировал. Признание словно встало между нами. В воздухе повисла тяжелая тишина. И я почти чувствовала, как моя броня как будто дала трещину и ослабла. Затем Уэс поднялся из-за стола. Налив себе кофе, он уперся ладонями в стол.

– Ладно, – произнес он. – Если ты намерена не спать, я помогу. Но этим, – он указал на разложенные на столе учебники по алгебре и теории литературы, – мы заниматься не будем.

Он извлек из-под груды книг учебник по физиологии и улыбнулся.

– Вот чем мы займемся.

Когда вернулся папа, Уэс успел всего себя облепить стикерами с названиями мышц (я не решилась сказать ему, что сейчас мы изучаем кровеносную систему).

Папа взглянул на Уэса и почти улыбнулся. Когда тот раз шесть кряду попытался прицепить стикер у себя между лопаток, я расхохоталась так, что у меня в груди заболело. На миг я забыла обо всех своих неприятностях, о боли и усталости. До самого вечера я старалась ни о чем не думать, но даже в компании Уэсли постепенно начала скисать. Вернувшись домой, мама даже не пыталась скрыть, что следит за каждым моим шагом. Всякий раз, когда я зевала, она твердила, что мне пора в постель. Повторяла, что мне надо спать. Но я не могла. Конечно, Даллас говорила, что мне придется противостоять своим проблемам, но прямо сейчас я была не в состоянии пережить еще один ночной кошмар. Особенно теперь, когда стало ясно, что я способна во сне причинить себе вред. А может, и не только себе. Так что я предпочла изнемогать от усталости, но не спать, чем спать и находиться при этом в опасности. Я отмахнулась и открыла содовую. Я уже почти поднесла банку к губам, когда мама перехватила мою руку. Голову тут же пронзил ее шум, наполненный озабоченностью и тревогой. Она забрала у меня банку и подала стакан с водой.

Я вздохнула и сделала большой глоток. Содовую она передала Уэсу. Он взял банку и как назло зевнул.

– Тебе пора идти домой, – заметила ему мама. – Уже поздно, и я уверена, что твой отец волнуется.

– Сомневаюсь, – буркнул он под нос, затем добавил: – Он знает, что я здесь.

– Мама, – сказала я, выпив воду, – Уэс помогает мне заниматься.

– Отец знает, что ты здесь? – допытывалась она, игнорируя меня. – Или считает, что ты наверху с Джилл?

– По правде говоря, – нахмурился Уэсли, – не думаю, что это его вообще волнует.

– Родителей всегда волнует, – отрезала она.

– Дорогая, – окликнул ее папа, оторвавшись от книги.

Все втроем они продолжали разговор, но слова начали сливаться у меня в ушах. Я подумала о том, что в глазах у меня странным образом все двоится. Затем комната покачнулась, и я ухватилась за стол.

– Мак, – донесся до меня голос Уэса, – ты в порядке?

Я кивнула и поставила стакан, вернее, хотела поставить, но промахнулась мимо стола. Стакан упал на пол и разбился. Звон стекла прозвучал как будто издалека. Сначала мне показалось, что я снова отключаюсь, но это всегда происходило очень быстро. А сейчас все тянулось медленно, как в вязком тумане.

– Что вы наделали?!.. – вскричал Уэс, обращаясь, очевидно, не ко мне. Я закрыла глаза, но это не помогло. Мир погружался во мрак.

– …доктор сказал, ей нужно…

Все стало каким-то далеким.

– Элен, – подал голос папа. Я попыталась открыть глаза. – …как ты могла!..

Затем пол ушел у меня из-под ног. Последнее, что я почувствовала – руки Уэсли и его шум, окутавший меня, прежде чем мир поглотила тьма.

Сначала было темно и тихо. Но эта тишина не дарила покой, а скорее внушала тревогу. Тягостная пустота вокруг давила на меня, сковывая руки и ноги. Затем постепенно мир стал обретать привычные черты, проступать из небытия. Я оказалась на открытом воздухе. Сердце выпрыгивало из груди. Откуда-то звучал голос Оуэна: « Бежать некуда ».

Кромешная, абсолютная тьма рассеялась, обернувшись просто ночной мглой. Пустота же сменилась крышей Коронадо. И вот я уже мчусь, петляя по лабиринту из каменных горгулий. За спиной слышны шаги Оуэна и скрежет металла о камни – это он, дразня, задевает лезвием статуи. Крыша распростерлась во все стороны до бесконечности, повсюду возвышаются горгульи, и я бегу среди них. Я устала бежать. Мне нужно остановиться.