Виктория Шваб - Архив. Ключи от всех дверей

Я шла босиком через весь Атриум. Передо мной маячило светлое пальто Агаты, следом за мной шагал стражник в черном костюме. Впервые я чувствовала себя пленницей. Когда мы свернули в один из коридоров, то встретили Патрика. Он стоял с краю длинного ряда стеллажей и наблюдал за нами, но его взгляд выражал лишь любопытство. Агата привела меня в помещение, где кроме двух стульев ничего не было.

– Садись, – велела она, указав на один из стульев. Сама села на другой. Я на миг замешкалась, и стражник усадил меня силой. Он продолжал сжимать мои плечи, пока Агата не сказала: – Это необязательно.

Тогда он убрал руки и отступил на шаг, но я чувствовала, что он словно тень возвышался позади стула.

– Почему я здесь? – поинтересовалась я.

Агата скрестила ноги.

– Прошел месяц с нашей последней встречи, мисс Бишоп. Я думаю, пришло время для проверки. Ты хочешь знать почему? – невинно спросила она, склонив голову. – А у тебя есть какие-то другие причины, по которым я могла бы тебя вызвать?

У меня внутри образовалась холодная пустота, когда она достала из кармана пальто маленький черный блокнот и, коротко вздохнув, открыла его.

– Итак, перечислим, почему тебе пришел вызов, который ты проигнорировала.

Я сдержала порыв напомнить ей, что не могла явиться, и ей это известно.

– Я составила целый список нарушений, которые меня весьма тревожат, – она провела пальцем по странице. – Ты проводила ночи в Архиве.

– Со мной занимался Роланд.

– Напала на двух мужчин из Внешнего мира.

– Это они напали на меня. Я просто защищалась.

– И Архиву пришлось подчищать следы.

– Я об этом не просила.

Она вздохнула.

– Арест за проникновение на место преступления?

– Меня ведь не оформили.

– А что насчет нарушений, относящихся к делам Архива? – продолжила она. – Ты не сумела выполнить свои обязанности по возврату Историй.

Я открыла было рот, но она, подняв руку, остановила меня.

– Не оскорбляй меня ложью, если собираешься заявить, что это ты отправила заблудшие души назад, мисс Бишоп. Я знаю, что для возврата пользовались ключом мистера Айерса. Факт в том, что вы пренебрегли своей работой.

– Мне очень жаль. Я была больна.

– О, я знаю. Ты находилась в больнице. По причине членовредительства, – она в задумчивости похлопала ладонью по странице. – Ты понимаешь, почему меня это так тревожит?

– Это не то, что вы…

– Эта весьма напряженная работа, мисс Бишоп. Я понимаю. И разум подвержен не мень-шим травмам, чем тело. Вот только разум должен еще и хранить секреты. Потому слабый разум так опасен для Архива. По этой причине мы форматируем тех, кто оставляет службу. И тех, кого отстраняют. – Я наткнулась на холодный взгляд Агаты. – А теперь расскажи, что случилось?

Я глубоко вдохнула. Большинство людей делают так перед тем, как соврать. Можно сказать, что это явный признак вранья. И получается это почти рефлекторно, а побороть такую привычку очень трудно. Но я убедилась, что выдохнула перед тем, как заговорить, надеясь, что замешательство сойдет за простое смущение. Затем я вытянула правую руку. Порезы были мелкими, но бинт закрывал запястье.

– В прошлом месяце, – начала я, – когда я пыталась остановить Оуэна, он сломал у меня в запястье несколько костей.

Я постаралась припомнить нужный параграф из учебника по физиологии.

– Не считая трещины в лучевой кости, он сломал ладьевидную, полулунную и трехгранную кости. – Я показала примерное расположение каждой. – Последние две полностью не зажили. Маленькие осколки не срослись. Они мне мешали, поэтому я постаралась их убрать.

Она осмотрела повязку на запястье, затем наклонилась вперед, сократив и без того небольшое расстояние между нами. Этого я и хотела – привлечь ее внимание к правой руке. А про забинтованную левую лучше ей никогда не знать.

– Почему не обратилась в больницу? – спросила она.

– Не хотела, чтобы родители беспокоились.

– Почему Патрику не показала?

– Он не из числа моих поклонников, – ответила я, – кроме того, я думала, что смогу сама о себе позаботиться. Но боюсь, когда ты подросток, то стоит тебе взять нож, как люди сразу обращают на это внимание, не вникая в причины.

Ее губы тронула грустная улыбка, и я уж начала думать, что Агата купилась на мою ложь, как вдруг она попросила:

– Закатай рукава.

Я замешкалась, и этой короткой заминки хватило, чтобы сдать себя с потрохами. Агата поднялась, я тоже хотела подняться, но стражник удержал меня на стуле. Она наклонилась и сама задрала мне оба рукава, обнажив бинты на правой руке.

– Неужели, – сказала Агата, осторожно тронув пальцем повязку, – осколки кости оказались и в этой руке?

– Я могу…

Но она подняла палец и заставила меня замолчать.

– В тот раз я спрашивала тебя, – продолжила она, – нужны ли тебе воспоминания о том, что с тобой произошло. Я давала тебе возможность это забыть. Боюсь, тогда я допустила ошибку. Тягостные воспоминания для слабого разума подобны плесени. Они разрастаются, ломая человека.

Я схватилась за стул, хотя боль пронзила руку.

– Уверяю вас, Агата. Я не сломлена.

– Нет, – настаивала она, – ты сломлена.

Я сжалась.

– Нет. Вы должны поверить мне.

– Вообще-то, – произнесла она, стягивая с руки черную перчатку, – я тебе не верю. Но могу сама все увидеть.

Стражник еще крепче стиснул мое плечо. Вспомнились слова Роланда: «Получив доступ к твоему разуму, она может использовать против тебя все, что обнаружит. Если она сочтет тебя непригодной, тебя приговорят к форматированию… Не давай ей разрешения »

– Нет, – в панике выкрикнула я. – Вы не можете!

– Прошу прощения? – Агата остановилась, прищурившись.

– Я вам не разрешала, – выпалила я, успокаивая себя тем, что таков закон, пусть даже сейчас это смахивало на самоубийство.

Напускная теплота Агаты в ту же секунду испарилась. Она смерила меня ледяным взглядом.

– Ты отказываешь мне в доступе? – Ее вопрос прозвучал скорее как вызов.

Я кивнула.

– Я имею на это право.

– Только виновный отказывается предоставить доказательства, мисс Бишоп. Я настоятельно рекомендую вам передумать.

Но я не могла. Я уже сделала выбор, и она должна его уважать. Она не могла причинить мне вред, по крайней мере, сейчас. Может, я добилась всего лишь отсрочки, но все равно это лучше, чем приговор. Я опустила рукав поверх повязки, и она сочла этот жест отказом. Стражник убрал руки с моих плеч, я хотела встать, но она сказала:

– Мы еще не закончили. – Она обошла стул и повесила перчатки на спинку. Внутри у меня все перевернулось. – Ты так и не объяснила, что ты делала на месте преступления.

«Солги, солги, солги» , – стучало мое сердце. Но лгать надо так же быстро, как и говорить правду. Я же снова задумалась, и это означало, что мне не хватает убедительности. Она это тотчас распознает. В первый раз солгав, я ступила на лед, а мой отказ пустил по нему трещины.