Аркадий Стругацкий - Отель «У погибшего альпиниста». Повесть

- Ерунда, - сказал я холодно. - Просто вы были омерзительно пьяны.

- Нет-нет, - возразил Симонэ, мотая головой. - Я был пьян, это верно, но тут что-то нечисто, тут что-то не так… Скорее, уж это был кошмар, бред… почудилось… Может быть, я и на самом деле немножко того, а, Петер?

- Может быть, - согласился я.

- Не знаю, просто не знаю… Я глаз не сомкнул все это время, то раздевался, то одевался… хотел даже бежать… особенно, когда услышал, как вы там ходите и говорите придушенными голосами…

- Где вы находились в это время?

- Я находился… В какое, собственно, время?

- Пока мы говорили придушенными голосами.

- У себя. Я не выходил из номера.

- В какой именно комнате вашего номера вы находились?

- То в одной, то в другой… Честно говоря, пока вы допрашивали Олафа, я пытался подслушивать и сидел в спальне… - Глаза его вдруг снова выкатились. - Постойте-ка, - сказал он. - Но если она жива… тогда из-за чего вся эта суета? Что случилось? Заболел кто-нибудь?

- Отвечайте на мои вопросы, - сказал я. - Что вы делали после того, как ушли из бильярдной?

Некоторое время он молчал, глядя на меня круглыми глазами и покусывая нижнюю губу.

- Понятно, - сказал он наконец. - Значит, все-таки что-то случилось. Ну, ладно… Что я делал после того, как вы ушли? Сыграл сам с собой на бильярде и пошел к себе. Было уже около десяти, а я назначил свое предприятие на одиннадцать, надо было привести себя в порядок, освежиться, побриться, то-се… Этим я и занимался примерно до половины одиннадцатого. А потом ждал, смотрел на часы, смотрел в окошко… Остальное вы знаете… Вот так…

- Вы вернулись в номер около десяти. А точнее? Ведь вы собирались на свидание и наверняка часто поглядывали на часы.

Симонэ тихонько свистнул.

- Ого! - сказал он. - Кажется, это следствие по всем правилам. Может быть, вы все-таки скажете мне, что произошло?

- Убит Олаф, - сказал я.

- Как - убит? Вы же только что были у него в номере… Я сам слышал, как вы с ним там разговаривали…

- Я разговаривал не с ним, - сказал я. - Олаф мертв. Поэтому постарайтесь поточнее вспомнить все, о чем я вас спрашиваю. Когда вы вернулись в свой номер?

Симонэ вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.

- Безумие какое-то, - пробормотал он. - Сумасшедший бред… Сначала то, теперь это…

Я применил старый испытанный прием. Пристально глядя на Симонэ, я сказал:

- Перестаньте крутить. Отвечайте на мои вопросы.

Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же испарились. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.

- Что вы этим хотите сказать? - пробормотал он. - Что это значит - «перестаньте крутить»?..

- Это значит, что я жду ответа, - сказал я. - Когда - точно - вы вернулись в свой номер?

Симонэ преувеличенно оскорбленно пожал плечами.

- Извольте, - сказал он. - Смешно, конечно, и дико, но… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс - минус одна минута. Я посмотрел на часы и понял, что мне пора. Было без десяти десять.

- Что вы сделали, когда вошли в номер?

- Извольте. Я прошел в спальню, разделся… - Он вдруг остановился. - А знаете, Петер… Я ведь понимаю, что вам нужно. В это время Олаф был еще жив. Впрочем, откуда мне знать, может быть, это был уже не Олаф.

- Рассказывайте по порядку, - приказал я.

- Да тут нечего рассказывать по порядку… За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс - минус три минуты.

- Так. Дальше.

- Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно умылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… Я тщательно побрился электрической бритвой… Я тщательно оделся… - В голосе унылого шалуна стремительно нарастала язвительность. Впрочем, он тут же почувствовал неуместность такого тона и спохватился. - Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого. Без двух-трех минут.

- Вы остались в спальне?

- Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И клятвенно утверждаю, что после вечеринки я Олафа в глаза не видел.

- Вы уже утверждали клятвенно, что госпожа Мозес мертва, - заметил я.

- Ну, это я не знаю… Это я не понимаю. Уверяю вас, Петер…

- Верю, - сказал я. - Теперь скажите, когда вы последний раз разговаривали с Хинкусом?

- Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Ни разу. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.

- А когда вы его в последний раз видели?

Симонэ прищурился, вспоминая.

- Около душа? - произнес он с вопросительной интонацией. - Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши. А потом… куда-то он испарился, что ли… А что с ним случилось?

- Ничего особенного, - небрежно сказал я. - Еще один вопрос. Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки? С душем, с пропавшими туфлями…

- Понимаю, - сказал Симонэ. - По-моему, начал это дю Барнстокр, а поддерживали его все кому не лень. Хозяин в первую очередь.

- А вы?

- И я. Я заглядывал в окна к госпоже Мозес. Обожаю такие шутки… - Он заржал было своим могильным смехом, но тут же спохватился и поспешно сделал серьезное лицо.

- И больше ничего? - спросил я.

- Ну, почему же ничего? Я звонил Кайсе из пустых номеров и устраивал «посещения утопленника»…

- То есть?

- То есть бегал по коридорам босиком с мокрыми ногами. Потом я собирался соорудить небольшое привидение, да так и не собрался.

- Нам повезло, - сухо сказал я. - А часы Мозеса - ваша работа?

- Какие часы Мозеса? Золотые такие? Луковица?

Мне захотелось его ударить.

- Да, - сказал я. - Луковица. Вы их сперли?

- За кого вы меня принимаете? - возмутился Симонэ. - Что я вам - форточник какой-нибудь?

- Нет-нет, не форточник, - сказал я, сдерживаясь. - Вы их утащили в шутку. Устроили «посещение Багдадского Вора».

- Слушайте, Петер, - сказал Симонэ очень серьезно. - Я вижу, что с этими часами тоже что-то произошло. Так вот - я их не трогал. Но я их видел. Да и все, наверное, видели. Здоровенная такая луковица, Мозес однажды при всем народе уронил ее в свою кружку…

- Хорошо, - сказал я. - Оставим это. Теперь у меня к вам вопрос как к специалисту. - Я положил перед ним чемодан Олафа и откинул крышку. - Что это может быть, как по-вашему?

Симонэ быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно вложил обратно в чемодан.