Кай Мейер - Погребенные

– Я думал, стоит сперва познакомить Джиана и Тесс с современными тамплиерами, а уж потом рассказывать, что я один из них.

Однако подозрения Ласкари не развеялись. Он ценил Джиллиана, но знал, что тот вступил в орден скорее по необходимости, чем по призванию. Даже через семь лет, когда Джиллиан прошел обучение и все испытания, Ласкари терзали сомнения. Да и сам Джиллиан про себя признавал правоту магистра: да, он принял учение, цели и методы тамплиеров, но христианская вера – краеугольный камень ордена – до сих пор вызывала у него отвращение. Он молился вместе с остальными, принимал причастие, но воспринимал это как символы, как способ духовного прозрения. Стать истинным католиком Джиллиану так и не удалось.

Ласкари прекрасно понимал, на что идет, принимая Джиллиана в орден. Сегодня, как и семьсот лет назад, в него могли вступить только мужчины, а Джиллиан был одновременно и мужчиной, и женщиной – еще одно нарушение орденского устава.

Джиллиан хорошо помнил первый разговор с магистром Ласкари. Едва оправившись от ранения, нанесенного ему ловцом жира в подземелье Хофбурга, он поехал в Венецию. Гермафродит давно знал, что здесь обосновалась ветвь ордена тамплиеров, противостоящая Лисандру. Однажды алхимик поручил Джиллиану убить одного из братьев. Джиллиан по сей день гадал, знает ли Ласкари, что он и есть убийца. Именно поэтому Джиллиан не решался обратиться к венецианским тамплиерам раньше. Лишь потерпев поражение в подземелье Хофбурга, он понял, что другого выхода нет.

Тогда магистр принял Джиллиана в этой же комнате и начал разговор точно так же.

– Про тамплиеров идет дурная слава, но это лишь одна из причин, почему мы скрываем существование ордена. Однако ни я, ни мои братья не имеем никакого отношения к тому, в чем нас обвиняют. – Ласкари, как и сейчас, сидел перед горящим камином и не сводил с Джиллиана глаз. Даже набивая трубку, он смотрел прямо на него. – Разве не странно? Нынче все осуждают охоту на ведьм во времена позднего Средневековья, а тамплиеров ненавидят до сих пор. Где же справедливость? А ведь орден всегда жил по законам Божьим. И за долгие годы ничего не изменилось: мы по-прежнему христианская община.

– Лисандр так не считает.

– Лисандр и его учитель Моргант, – Джиллиан в первый раз услышал это имя, – перешли на темную сторону. Тогда, в Средневековье, наш орден раскололся. Одних, преданных Богу и Папе, пытали, убивали или заставляли отречься от ордена. Те же, кто действительно заслужил гнев Церкви, сбежали. Покинули Европу и отправились на восток.

– Куда именно?

– На Кавказ. Они построили там крепость и сделали ее своим новым пристанищем. Даже я узнал о ней всего несколько лет назад. Мятежные тамплиеры предавались там разгулу и богохульству, занимались алхимией, и, что еще хуже, – черной магией. Они поклонялись Ваалу и Бафомету, все глубже погружаясь в пучину разврата. Моргант и Лисандр родились из этого болота. Своим нынешним положением они обязаны богатству и влиятельности кавказских тамплиеров. – Ласкари поморщился, будто эти слова причиняли ему боль. – Здесь, в Европе, потребовалось немало времени, чтобы возродить орден. Более двухсот лет тамплиеры встречались тайно. Наконец орден набрал силу, но в восемнадцатом веке и он канул в Лету. То, что ты видишь здесь, Джиллиан: этот дворец, я, мои братья, живущие здесь, – жалкие остатки нового ордена. Мы лишь блеклые тени прошлого, и Лисандр со своим учителем делают все, чтобы мы такими и оставались.

Джиллиан попросил магистра подробнее поведать о Морганте. Взамен он был готов рассказать все, что знал о венской подземной империи Лисандра. Ласкари понял, как важен гермафродит в борьбе против Лисандра, и решил во что бы то ни стало заручиться его поддержкой.

Джиллиан согласился. Он принял католичество и вступил в орден. Вместе с новыми братьями он нанес Лисандру и Морганту существенный урон, сровняв с землей монастырь Святого Иакова, где проливалась кровь воспитанниц.

И вот, спустя семь лет после первого посещения дворца Ласкари, Джиллиан сидит в той же комнате, а магистр объясняет детям цели нового ордена. Джиан и Тесс были не по годам умны и развиты, но пространные речи о древнем ордене, ритуалах и правилах наверняка отбили у них всякий интерес к истории тамплиеров. Стало ясно, что Ласкари, прекрасно разбиравшийся в пожелтевших рукописях и забытых знаниях, не знал, как себя вести в самых простых, бытовых ситуациях. По крайней мере, общаться с детьми он явно не умел.

Джиллиан вежливо прервал рассказ графа и отвел Тесс и Джиана спать. Им приготовили гостевую комнату недалеко от кельи Джиллиана.

Уложив детей, он вернулся к Ласкари, чтобы обсудить дальнейшие планы.

Здания в Венеции в основном строили без подвалов. А те немногие, что все же были, регулярно затапливало.

Тем удивительнее, что предкам Ласкари удалось устроить под дворцом сухой подвал. Стены, пол и потолок были густо обмазаны смолой, и за последние двести лет сюда не просочилось ни капли. Красить стены поверх смолы не стали, помещение выглядело абсолютно черным – впрочем, сюда мало кого пускали, так что красота не имела значения.

Маскировка получилась превосходной: подвал был скрыт под двухметровой толщей воды, плескавшейся о ступени дворца – плеск слышался даже в холле. Человек, не посвященный в тайны ордена, ни за что бы не догадался, что под водой – целый зал.

Здесь, внизу, последние братья нового ордена собирались на совет, упражнялись в старинных боевых искусствах, молились, спорили и все больше сомневались в смысле своего существования.

Помимо Джиллиана и Ласкари, в орден входило еще семь братьев. Почти всем было за пятьдесят, многим – даже за шестьдесят. Все были уверены, что оставшиеся девять братьев – последние члены ордена. Десять, быть может, двадцать лет осталось новому ордену до естественной смерти без всякого участия Лисандра. И в каждой беседе и молитве, в каждом действии братьев-тамплиеров ощущалась обреченность.

На следующее утро Джиллиан сидел вместе с шестью братьями за круглым столом в центре подвала. Не хватало одного.

Джиан и Тесс играли в прятки в пыльном полумраке чердака, копались в старых сундуках, вытаскивая на свет прошлое клана Ласкари. Никто не возражал, а уж тем более сам магистр. После разговора накануне вечером он был даже рад, что дети нашли себе занятие.

Джиллиан едва успел рассказать о воспоминаниях детей, как из отверстия в стене донесся глухой голос. С первого этажа, куда вела переговорная труба, слуга доложил о срочной телеграмме. Один из братьев поспешил наверх.

Вернувшись, он взволнованно зачитал полученное послание.

Все потеряли дар речи. Они ожидали чего угодно, но только не этого.