Анатолий Махавкин - Пантера

— Осторожнее, — тихо, но очень чётко произнёс Иванов и придержал Станиславского за рукав дорогущей камуфляжной куртки, купленной перед самой поездкой, — Здесь — скользко.

И действительно: ещё шаг и нога профессора поехала бы вниз на скользкой почве. Если бы не поддержка маленького охотника, неизвестно, куда бы съехал нескладный высокий учёный. Скорее всего уже бы барахтался в подтопленных манграх, где шумно хрюкала какая-то местная живность. Плюс всякие ползучие твари и чёртовы насекомые. Нет, идея поехать с Ивановым на Малакку уже не казалась такой уж хорошей, тем более, что никакой реальной помощи ни флегматичному Фёдору, ни его помощникам, Станиславский оказать так и не смог.

Почему Иванов вообще согласился взять его с собой, да ещё и доверил оружие, вот этого учёный вообще понять не мог. Впрочем, кто поймёт этого низкорослого молчаливого аборигена Чукотки? До этой экспедиции Станиславскому редко приходилось общаться с внештатным сотрудником, обеспечивающим институт необходимыми образцами. Да и сейчас большая часть разговоров свелась к лаконичным инструкциям и паре вопросов. Ответ на последний: «Почему потребовалось именно дикое животное?» Иванов выслушал очень внимательно, пожал плечами и в очередной раз напомнил об осторожности.

Охотник опустился на колено, и осторожно достал из чехла оружие. Потом бросил взгляд через листву туда, где под сплетёнными корнями выбранного дерева лежала истекающая свежей кровью тушка маленького кабанчика. Приманка должна была быть обязательно свежей, поэтому её приходилось менять уже второй раз. Вчерашним вечером хищник, оставивший глубокие царапины на коре дерева, так и не явился.

Смуглолицые помощники Иванова, непривычно молчаливые, неотрывно смотрели перед собой, время от времени, перекладывая дробовики из руки в руку. Инструкции для них, насколько понял профессор, ничем не отличались от пожеланий Иванова, адресованных ему: в случае неудачи — стрелять на поражение. Единственное, что оставалось непонятным: почему Фёдор не пожелал взять с собой солдат, которые остались у вертолёта. Автоматическое оружие всяко лучше медленного дробовика.

Где-то в отдалении истошно заверещала обезьяна и тут же умолкла, словно ей зажали рот. Иванов поднял голову и прислушался. Потом кивнул головой и раздвинул тонкие губы в слабой усмешке. Маленькие пальцы, медленно вложили в казённик странный патрон с матовой белой пулей и затвор тихо щёлкнул.

Кто-то глухо кашлянул совсем рядом и Станиславский покрутил головой в поисках неизвестного, однако наткнулся на пронзительный взгляд Иванова и палец, прижатый к губам. Убедившись, что его предупреждение понято, охотник указал на приманку и поднял оружие, всматриваясь в окуляр массивного прицела.

В этот раз кашель сопровождался странным звуком, напоминающим визг пилы. Поднимая дробовик, Станиславский обратил внимание на помощника-малазийца, который нервно вытер лоб рукавом рубашки. Второй тоже сильно потел, но не рисковал отрывать взгляд от прицела ружья.

Кашель раздавался всё ближе и в подползающих сумерках этот, вроде бы обычный звук, наполнился необычайной тревожностью. Не хватало только угрожающей музыки, чтобы ситуация превратилась в эпизод из напряжённого фильма-ужасов. Только сейчас учёный обратил внимание, что все остальные звуки умолкли: исчезло тихое хрюканье, треск веток над головой и даже вездесущие насекомые куда-то удалились.

Фигура Иванова внезапно обратилась в неподвижное изваяние, указывающее стволом оружия на смутный силуэт, словно плывущий сквозь вечерние тени к окровавленной тушке. Кто-то из помощников шумно сглотнул и этот звук показался Станиславскому громыханием грома. Дробовик превратился в тяжёлую неудобную палку, которую хотелось бросить и бежать, куда глаза глядят.

Чёрная тень замерла, издав тихий кашель и длинный хвост нервно метнулся из стороны в сторону. Зверь точно предчувствовал нечто неладное, не решаясь приближаться к данайскому дару. Профессор услышал, как охотник выдохнул и в тот же момент винтовка в его руках тихо щёлкнула. От неожиданности Станиславский едва не нажал на спуск, удержавшись в последнее мгновение.

— Отлично, — Иванов выпрямился и опустил оружие. Потом повернулся к малазийцам, — А вам что, особое приглашение нужно? А ну — бегом!

На смуглых физиономиях появились довольные улыбки, во все четырнадцать целых зубов. Забросив дробовики за спины, помощники подхватили брезентовые носилки и начали спуск вниз, по склону.

В нынешнее проклятое утро всё пошло через известное место. Начиная с дождя. Синоптики в этот раз отожги по полной. На экране продолжало красоваться весёлое солнышко, а на лобовом стекле уже появились первые пятна от дождевых капель. Называется: не верь глазам своим. Чагов ошарашенно уставился на полупрозрачные разводы, а потом даже опустил боковое стекло и выставил голову наружу. Поучил ободряющий шлепок по лбу и спрятался обратно.

Одинокие дождинки, мало-помалу превращались в настоящий водопад, совершенно скрывший дорогу от взора водителя. Пришлось включить дворники.

«Вот дерьмо! — озадаченно подумал Чагов, — А зонт-то я не взял. Придётся шлёпать под всем этим безобразием. Вымокну до трусов!»

Вид полицейского, лихорадочно натягивающего дождевик, лишь немного улучшил настроение, все показатели которого устремились в отрицательную область. Мысль о том, как он входит в лабораторию, похожий на мокрую курицу, а Розова смотрит на него и комментирует приход в своей обычной, бесстрастно-саркастической манере, доводила до депрессивного исступления.

Нет, телепатия всё-таки существует. Не успел Леонид представить печальную сцену, как телефон сыграл ему похоронный марш. Розова. Его начальник.

— Чагов, — бесстрастно лязгнуло в ухе, но шестое чувство подсказало: женщина в ярости, — Я отлично знаю все ваши идиотские привычки. В том числе и желание совать нос в неположенные места. Это вы взломали доступ к отчёту по седьмому эксперименту?

— Н-нет, — испуганно пискнул Чагов, лихорадочно вспоминая, где он мог проколоться, — Почему вы решили, что это — я? Да и зачем мне это нужно?

— Потому что вы, это — вы, — язвительно-любезно сообщила Розова и Леонид прямо-таки увидел ехидную ухмылку на её тонких губах, — Да и некому больше заниматься подобной ерундой. Ещё одна подобная выходка и вы пожалеете, что на свет родились, поверьте. Вы скоро?