Сергей Алексеев - Карагач. Книга первая. Очаровательная блудница

В торцевой стене оказалась еще одна дверь, точнее, люк, разве что пошире, чем входной. Стас вынул его и посветил лампой: это был подземный дровяник, раскрепленный плахами и лишь отчасти заполненный поленьями – вероятно, основной запас спалили за зиму. И еще заметил под потолком, в песчаной нише, дымоход, собранный из самодельных керамических трубок и промазанный глиной, скорее всего, ведущий под основание ветровального пня-трубы. Похоже, это помещение использовалось еще и как баня, поскольку у дальней стенки оказалась каменка, присоединенная трубой к основному дымоходу. Рядом кадушка для воды, шайка и даже деревянный ковш висит на стене. Хотел уж закрыть люк, но вдруг опять зазнобило, и он ощутил движение воздуха, натуральный сквозняк и все-таки забрался в дровяник: это помещение имело еще одно назначение – запасной выход из подземелья, который заканчивался буквально в замшелой, дуплистой валежине возле трубы и был открыт. Хозяин через него проветривал помещение…

Рассохин несколько раз проходил мимо этой колодины и ничего не заметил…

Почему-то в самую последнюю очередь он обнаружил то, что мысленно ожидал найти – ружье. За нарами в углу стояла трехлинейка с примкнутым трехгранным штыком – вероятно, использовалась вместо рогатины, – двустволка и мелкокалиберка. Можно сказать, целый арсенал! Стас враз согрелся и руки затряслись, ибо, сдав револьвер, к которому привык за три года, постоянно ощущал некую ущербность и уязвимость. Погорелец жил безалаберно, что говорило о его уверенности: все оружие оказалось разряженным, а патронов нигде рядом не было. Рассохин проверил под нарами, пошуршал берестяными коробками на полке и неожиданно обнаружил шланг от лодочного мотора! С его «Вихря», приметный – основание насоса-груши закручено изолентой. Вот кто способствовал похищению и вывел из строя лодку! Удовлетворенный таким доказательством, он стал перещупывать мешочки, подвешенные к потолку, и наконец-то отыскал винтовочные патроны.

Оставаться внутри и ждать здесь погорельца Рассохин интуитивно опасался – мучил частый, сухой кашель, сдерживать который становилось все труднее, и возникало навязчивое, умиротворяющее желание лечь на нары, укрыться шкурой и если не поспать, то согреться. Кроме того, помещение было тесным, даже с винтовкой не развернуться, а еще Стас вспомнил пословицу, что дома хозяину и стены помогают. Он взял только трехлинейку, но из мелкокалиберки забрал затвор, а от двустволки – казенную часть. Тем же ходом выбрался наружу, аккуратно прикрыл шкурой люк и по валежине ушел на кромку болота, где было самое подходящее место для засады. Погорелец явился сюда от залома, но, протопив печь, наверняка ушел в этом направлении, а иначе бы встретился по дороге, когда Стас нес украденные продукты.

И лишь когда устроился с винтовкой в сухой кроне, Рассохин понял, что теперь отсюда даже на несколько минут не уйти, и сидеть придется, пока не заявится хозяин землянки. Это единственная возможность с ним познакомиться. Стоило вчера уйти на несколько часов, и погорелец незаметно исчез.

Рассохин забросил в воду затвор от мелкашки, казенную часть ружья вдавил, вколотил прикладом в раскисший торф прямо под кроной сушины и сел ждать.

Под утро ветер опять сменился, подуло с севера, и скоро промокшая спина заледенела, к восходу он уже зуб на зуб не попадал от непрекращающегося озноба. Солнце хоть и светило, но казалось холодным из-за рваных туч, чередой бегущих на запад. Потеплело лишь к девяти часам, и чуть схлынула знобящая одурь, когда кажется, что такое состояние природы теперь будет бесконечным. А уже к двенадцати его стало бросать то в жар, то в холод, но не от погоды – от высокой температуры. Ко всему прочему нещадно болели все суставы, щекотало в горле, дыхание забивал кашель и закладывало уши. Хуже всего было заболеть в самый ответственный момент, и после полудня Рассохин уже понимал: грядущую ночь он не высидит в засаде.

Но оставлять теперь без присмотра берлогу погорельца невозможно, сразу увидит следы посещения чужаком, сбежит, и потом уже будет не найти…

Сначала он увидел лосиху с двумя телятами, причем внезапно – возможно, на несколько минут прикрыл глаза и отключился. Они брели от урмана прямо на Рассохина и были уже метрах в двухстах. Матка иногда останавливалась, выслушивала пространство, и длинноногие, нескладные еще лосята замирали вместе с ней. Глаза слезились, и потому он не сразу разглядел еще один движущийся за лосихой неясный предмет, подумал – двоится. По крайней мере, уж никак не предполагал, что возле дикого, чуткого зверя может быть человек. Но потом услышал:

– Ступай, матушка, ступай!

Уши заложило, поэтому голос казался отдаленным, как в телефонной трубке, но слова вполне были понятны. Человек гнал лосиху с телятами, как гонят корову, и даже хворостина в руке была!

Стас сидел не шевелясь и вроде бы даже дышать перестал, взирая на невероятную картину, но когда осталось шагов сорок, матка почуяла его, резко порскнула в сторону и неторопко порысила вдоль болота, ко второй гриве, увлекая за собой телят. И на белом мху в тот час же отчетливо обозначился человек – вроде ружье за спиной!

– Ложись! – крикнул Рассохин, выстрелил у него над головой и передернул затвор.

Он опасался за винтовку выпуска времен Русскояпонской войны: нарезы подъело, затвор болтался, но это чудо Мосина работало как часы!

Лосинный пастух не ложился, стоял со своей хворостиной и пытался высмотреть, откуда стреляли.

– Ложись! – Стас выстрелил ему под ноги.

– Дак мокро ложиться-то! – невозмутимо отозвался тот. – Я уж постою!

И чем обескуражил Рассохина. Он сунулся было в болото, но воды там по колено…

– Руки подними и иди ко мне! – скомандовал. – Быстро!

– Как уж получится. – Погорелец рук не поднял, но все-таки пошел. – А чего стреляешь-то, паря?

На вид ему было лет под сорок, лицо красное, волосы до плеч – то ли белые, то ли седые, прихлопнуты суконной шапкой, рыжая борода спрятана под рубаху. А ростом метра полтора только! Если Рассохин в его землянке ходил сгорбившись, то этот головой и до потолка бы не доставал.

За спиной оказалось не ружье – медвежья рогатина, пика с кованым широким навершием.

– Корову мою напужал, варнак, – продолжал балагурить на ходу незнакомец. – Два дня искал, доить вел, а ты турнул… И где теперь искать?

Возле тылового шва погорелец склонился, распустил длинные голенища бродней, перебрел воду и сел на толстый сук кроны.

– Фу, притомился… А ты почто мою винтовку взял, паря?

– А зачем ты мне мотор испортил?

– Вон что… – протянул кержак. – Значит, твоя лодка была?

– Женщину на стане геологов ты похитил? – спросил Рассохин и наставил на него штык.