Сергей Алексеев - Карагач. Книга первая. Очаровательная блудница

Он грубовато схватил ее за руку и вновь усадил.

– Тебя обманывают! Не пойдешь.

– Что ты – обманывают? – слегка возмутилась женщина. – Грех эдак говорить… Поди знаешь, она письмо писала, когда занедужила. Демиан отсылал.

– А ты почему молчишь… посланец?

– Он глухой у меня, от простуды, – смиренно глянув на мужа, проговорила она. – Немтырь, но понимать понимает… Ты же, Елизавета, помнишь материну руку?

– Это писала не она! – заявил Рассохин.

– Как – не она? – чего-то испугалась Лиза. – Ты же говорил, похоже…

– Не хотел тебя разочаровывать…

– Нет, Стас… Но вот же люди, они знают!..

– Я не знаю, кто эти люди! Только прошу, не верь им. Твоей мамы давно нет в живых.

Она ослабла.

– Почему… нет?..

– Потому что она убита, – сквозь зубы выдавил он. – И все! Разговор окончен. Ступайте отсюда.

– Убита?!

Немтырь будто бы услышал, выкатил сухие, чуть кровяные глаза.

– Что это он такое говорит-то? – обескураженно проговорила его жена. – Как же – убита? Обезножила только, суставы ломит…

– Откуда ты знаешь, Стас?

– Я это видел сам, и Христофор подтвердил. Не нужно больше обманывать. Не буду спрашивать, кто вас послал и зачем вы заманили сюда Елизавету. Не хочу… Идите!

Лиза вдруг заплакала, уткнувшись ему в плечо.

Пришедшие опять переглянулись, молча встали и подняли свои пестери.

– Ты не плачь, Елизавета, – сказала женщина. – Матушка твоя жива. Должно, Рассохин ошибается или пускать тебя не желает. Сама-то подумай, с чего бы мы за тобой пришли, коль не посланы были?

Немтырь согласно покивал и помог жене просунуть руки в лямки.

– Никуда не пойдешь! – насупившись, приказал Рассохин. – Уговор помнишь?

– Как надумаешь, вон туда приходи. – Женщина невозмутимо указала на другой конец сгоревшего поселка, где торчал остов электростанции. – Мы тамо-то будем. Отдохнем с дороги…

Посланцы закинули пестери за спины и побрели по свободному от прошлогодней травы краю берега.

Лиза проводила их взглядом, достала платочек и вытерла лицо.

– Ничего не понимаю, – проговорила, сдерживая всхлипы. – Почему тогда они говорят – жива? Зачем?

– Увести тебя хотят.

– Но зачем я им? Совершенно незнакомые люди! И на вид добрые…

– Они все здесь на вид добрые…

– Это кержаки?

– Поди разбери. Нынче тут народ всякий. Вроде похожи, но говор не такой, и мужик без бороды. Молчун, что ли?

– Мне почему-то страшно. – Она прижалась к плечу. – И почерк не похож?

– Нет.

– А ты знаешь, кто маму убил?

– Знаю.

Лиза посмотрела ему в лицо.

– Кто?

– Я.

Она даже не вздрогнула, не отстранилась, только потупилась.

– Так я и подумала…

– Был больной, в бреду…

– Зачем ты оправдываешься? Сказал бы раньше, и все…

– Просто сказать – и все?!

– Я догадывалась. Ты все время прятал глаза, когда вспоминал маму. Еще когда я приезжала к тебе в Москву. Сначала подумала, у вас с ней что-то было. Потом поняла.

Ему стало холодно.

– Тогда хотел признаться, но сам еще не верил. Тридцать лет сомневался… Христофор позавчера подтвердил. Потом это письмо…

Лиза помолчала, прислушиваясь, затем отпустила его руку и отстранилась.

– Когда я думала о маме… О ее жизни, о смерти… Почему-то казалось, ее убили из ружья.

– Из винтовки.

– Ну, из винтовки… Я была маленькая, когда папа чуть в нее не выстрелил. У нас на даче, где жили ласточки. Он наставил ружье и держал на взводе…

– За что?

– К маме пришел дядя Валера, младший брат папы… – Она проглотила ком. – И они… послали меня смотреть, как ласточки вьют гнездо. А сами… в общем, понимаешь, что делали. Я в окошко подглядывала. И тут неожиданно приехал папа, откуда-то с международных соревнований. Хотел сделать сюрприз… Я так кричала… Дядя Валера на колени встал, а мама нисколько не испугалась. И папа выстрелил в пол. Хотел сначала обоих и себя. Я после этого стала заикаться.

– Она ничего не боялась…

– Папа звал ее – оторва… А меня возили к гипнотизерам.

– Меня тоже. И еще жена лечила, лучше всякого психотерапевта.

– Но мама же красивая была? Очаровательная?

– Очаровательная блудница… И походила на Афродиту.

– По таким мужики с ума сходят.

– И я сошел…

– Но ты же ее не любил?

– Всю жизнь думал… Это не любовь, это жажда обладать ею, страсть…

– Эгоистическое мужское чувство.

– У женщин это тоже бывает.

Рассохин померил шагами сыпучий яр, долго глядел на немое парение береговых ласточек над водой и наконец-то услышал звук взревевшего мотора возле женской зоны.

– Сейчас поговорю с Галицыным, и возвращаемся в Усть-Карагач, – заявил он. – Провожу тебя в аэропорт.

Лиза смерила его взглядом, сказала с вызовом:

– Я никуда не улетаю.

– Но тебе уже нечего больше искать на Карагаче.

– Позволь мне решать, где быть и что искать.

Стас услышал жесткую решительность в ее голосе и промолчал, думая про себя, что все равно никуда ее не отпустит. Разве домой, в Питер…

– А что теперь станешь делать ты? – чуть смягчилась она.

– Останусь здесь.

– И станешь искать книги?

– Нет.

Ее что-то встревожило.

– Насовсем, что ли? Стас?

– Прости… Если можешь.

– Ты что придумал? Посмотри на меня!

– Как говорят, тут и разошлись их дороги. – Он отвернулся. – Ты же понимаешь…

– Понимаю…

– Мне нельзя возвращаться. Да и не хочу никуда больше.

Лиза подбросила в костер хвороста – просто чтобы занять руки.

– Ладно… Если ты убил, почему не сидел в тюрьме?

– Доказать не смогли. Нет трупа – нет преступления…

– Ты скрывал? Доказательства?

– Я пришел с повинной, долго искали… И ничего.

– Как же ты станешь жить? Где?

– На Карагаче. Мне тут самое место. А ты уезжай.

На другом берегу наконец-то затарахтел мотор. Лиза послушала, спросила:

– Ее где похоронили?

– Не знаю… Христофор сказал – утопили в болоте. По их обычаю…

– Это что за дикий обычай?

– Они так хоронят блудниц и воров.

Хворост сгорал почти мгновенно, а Лиза все бросала и бросала. И вдруг выпрямилась решительно:

– Мне надо встретиться с этим Христофором! Сама спрошу!

– Это можно, – обронил он. – Вот эту ленточку на куст привязать, сам пожалует…

Лиза взяла ленточку, поиграла ею и, выбрав березку на берегу, привязала.

В это время из истока старицы показалась лодка. Стас вскинул бинокль: Галицын стоял в позе Наполеона, завернувшись в офицерскую плащ-накидку – ветер трепал полы…

На сей раз моторка пилила на малых оборотах, чуть наискосок, борясь с течением, вероятно, чтобы дать возможность полковнику осмотреться. Едва лодка ткнулась носом в берег, как из протоки вырвались еще две дюральки – по трое человек в каждой. Одна пошла вниз, другая вверх: похоже, в лагере амазанок сыграли тревогу и теперь или отрезали Рассохину пути к отступлению, или проверяли, не привел ли с собой ОМОН…