Наталья Александрова - Проклятие фараона

– Господин Коржиков! – сильная рука взяла его за локоть. – Позвольте вас на два слова!

Вадим замер на месте. Было такое впечатление, что холодная и грязная вода из лужи разом проникла в его тело до самой макушки. Стало холодно и жутко. Вежливое обращение его нисколько не обмануло. «Позвольте» – ну надо же! Интересно, как это Вадим мог этому человеку что-нибудь не позволить?

Незнакомец почувствовал его страх и усмехнулся.

– Садитесь в машину! – приказал он. – Поговорим без дождя!

Вадим был согласен идти многие мили под проливным дождем, да что там, он был согласен на ураган, на тайфун, на цунами, лишь бы не видеть перед собой высокую фигуру в темном плаще. Но в данном случае его мнения никто не спрашивал. С обреченным вздохом он проследовал к машине. На заднем сиденье кто-то был. Он сидел так тихо, что Вадим заметил его, только когда его собеседник, севший на место водителя, включил свет в салоне.

Тот, сзади, не шевельнулся, не зажмурился от света, он продолжал сидеть неподвижно, уставившись на какую-то точку перед собой. Поскольку перед ним была спинка сиденья, в которой не было ничего интересного, Вадим понял, что тип сзади просто ушел в себя. Он пригляделся внимательнее и задрожал от озноба, несмотря на то что в машине было тепло. Видимо, от этого человека исходил холод, как от камина или отопительной батареи исходит тепло. У мужчины были странные глаза – абсолютно неподвижные, они даже не моргали, зрачки так расширены, что глаза казались черными. Кожа на лице тусклая, серая, совершенно неживая, она лежала грубыми складками, как будто лицо это было чужое, не принадлежащее этому человеку, не лицо, а маска. Было такое впечатление, что он опоздал к разбору, все подходящие лица кончились, и ему пришлось взять, что осталось. Или это лицо ему нарочно навязали, а самому человеку было все равно.

Кожа свободно болталась на лице, и, казалось, только уши не дают ей свалиться. Они, наоборот, так плотно прилегали к голове, как будто и впрямь с их помощью кто-то прикрепил чужое лицо.

Вадим поймал себя на ненужных, совершенно пустых мыслях и понял, что думает сейчас совсем не о том, просто пытается спрятаться от действительности.

– Итак, – сказал, повернувшись к нему, водитель, – что вы можете мне рассказать?

– Он… он был у меня сегодня, – промямлил Вадим, – но я… Он ничего не нашел.

– Врете! – спокойно констатировал незнакомец.

– Нет, правда, – забормотал Вадим, – я следил за ним… он… ничего не мог вынести…

– Ох, Коржиков, до чего же вы лживый тип! – констатировал его собеседник.

И оттого, что сказал он это спокойно, без эмоций, Вадиму стало еще страшнее.

– Лживый и абсолютно бесполезный. Вы не можете выполнить ни одного поручения, ни одной задачи, какого бы рода она ни была, доброе это дело или злое.

– Не смейте так со мной разговаривать! – вдруг истерично закричал Вадим, от страха у него появились силы.

– Ох, мы обиделись! – насмешливо протянул незнакомец. – Еще, чего доброго, заявите, что задета ваша честь, и вызовете меня на дуэль? Хотя что это я – вы никогда этого не сделаете, потому что вы, Коржиков, – ничтожество и трус!

– Вы меня оскорбляете! – взвизгнул Вадим.

– Да ну? – незнакомец даже рассмеялся. – Раз уж вы так ставите вопрос, то не откажу себе в удовольствии напомнить вам некоторые детали вашей биографии.

Вадим хотел сказать, что он ничего не хочет слушать, но тут вдруг тот тип, что сидел на заднем сиденье, слегка пошевелился, и от него на Вадима хлынула волна чего-то такого ужасного, что сердце перестало биться и в глазах потемнело. На миг Вадиму показалось, что он лежит в глубокой могиле, заваленный толстым слоем земли, и земля эта – мертвая и тяжелая глина, на которой ничего никогда не вырастет – ни цветочка, ни кустика, ни травинки, так что на палящем солнце холм будет покрываться грязно-желтой пылью, а в осенний дождь потоки грязи будут стекать на дно могилы. От такого видения на Вадима напала гнетущая тоска, но сердце, преодолев трудности, снова стало биться, хотя и неровно. Его собеседник как будто и не заметил, что творится с Вадимом, он продолжал невозмутимо:

– Итак, в одна тысяча девятьсот девяносто четвертом году вас, ничего не умеющего выпускника средней школы с весьма посредственным аттестатом, взяли работать в Эрмитаж. Взяли по рекомендации одной милой старушки, хранительницы, которая давно уже не работает по причине преклонного возраста и слабого зрения. Но тогда она была вполне уважаемым человеком, к ее мнению прислушались, и вас приняли на должность, которая по-простому называлась «подай-принеси». Хранительница сказала, что вы из весьма приличной семьи – очень милый честный мальчик, мухи не обидит и чужого в жизни не возьмет. Ну, тут она оказалась права только на одну четверть. То есть вы, конечно, из приличной семьи, хранительница в свое время хорошо знала вашу бабушку. Я с ней лично знаком не был, но думаю, что покойная бабушка ваша действительно была женщиной весьма достойной. Рискну предположить, что и родители ваши не грабили людей в подъездах и не таскали кошельки в набитых вагонах метро. Однако вы уродились не в бабушку. И не в родителей. Такая, знаете ли, получилась гнилая веточка на порядочном семейном дереве.

– Я не… – заикнулся Вадим.

– Точно, – миролюбиво согласился незнакомец, – вы не воруете кошельки в трамвае. Это, знаете ли, чревато крупными неприятностями. Могут поймать и в милицию сдать. А скорей всего граждане не станут устраивать мороку с милицией, а просто морду набьют. И сильно. Тут уж кому попадешься – могут и руки-ноги переломать. А вы – трус и сдачи давать не умеете.

Тогда, в девяносто четвертом, все и началось. Электрик Василенко (возможно, я путаю фамилию, но суть дела от этого не меняется) позвал вас с собой как-то в отдел хранения египетских экспонатов. Он чинил проводку, а вы должны были держать ему лестницу и подавать инструменты. Возились долго, электрик поцарапал руку и от злости решил стащить египетскую чашу времен Среднего царства. Вы это видели, но даже не попытались его остановить.

– Я… – от страха голос сел, и больше Вадим не смог ничего сказать.

– Вы элементарно струсили. И потом смолчали, потому что грубый Василенко пригрозил, что пустит через вас напряжение аж триста восемьдесят вольт.

Вадим терялся в догадках, откуда же незнакомец может знать такие интимные подробности.

– Чаши никто не хватился, – продолжал незнакомец, – но долгое время вы вздрагивали от каждого звонка в дверь – вам казалось, что за вами пришли из милиции. Электрик Василенко вскоре уволился, мотивируя это тем, что в Эрмитаже ему мало платили. Его очень быстро забыли. Но через два года он, сменивший множество мест работы, попался на краже микросхем с завода радиотехнических изделий. Ему кто-то сказал, что в микросхемах есть золото. Есть-то оно есть, но только в очень малых количествах, буквально миллиграммы, и извлечь его оттуда можно лишь промышленным способом. Однако кража драгоценных металлов – это очень серьезная статья. Египетскую чашу обнаружили, когда пришли к нему домой с обыском. Электрик сознался – что уж тут отпираться. Про вас он не упомянул только потому, что забыл. Вы, Коржиков, вообще отличаетесь тем, что, пообщавшись с вами, люди тотчас забывают о вашем существовании.