Станислава Грай - Ласточкин хвость

Прямо сейчас он шагал чуть впереди, пробираясь под низко склонившимися ветвями ив и шурша прошлогодней листвой. Под деревьями ещё лежал снег, не таявший в уютной тени. Белоснежная Лива, которая не спешила менять зимний мех на бурый, терялась среди белых островков. Гёделе замечала ласку краем глаза, когда та быстрыми прыжками перемахивала через проталины. Во многом нрав свободолюбивого зверька напоминал хозяйский: Лива тоже строила из себя недотрогу и пару раз — прошлой осенью — даже цапнула её за палец, когда девочка хотела погладить необычного питомца. А потом привыкла — как и Рейнарт, смирившийся с тем, что Гёделе никуда не исчезнет.

Прибавив шаг, девочка поравнялась с наставником.

— Зачем именно мы здесь? Не для того ведь, чтоб любоваться красотой пейзажей.

Она сощурилась на солнце, что неторопливо катилось на запад. Прежде Гёда не замечала за Рейнартом особой любви к природе. Тем более что хлюпавшая под ногами грязь и мутные воды Хелскё, которые река несла от самых вершин Ивенара, не добавляли энтузиазма.

— Как твои сны? — внезапно спросил он вместо ответа. Коротко и сосредоточенно, будто от этого зависело что-то в данный момент.

— Снятся.

От растерянности Гёделе не сразу нашла, что ответить, вот и ляпнула очевидность. Она настолько привыкла к повторяющимся сновидениям, что перестала о них говорить. Не то кошмары, не то видения — они появились зимой, когда девочка впервые попыталась постичь суть потока. Шрафта — если по научному, — состоящего из элементарных частиц, «способных к изменению порядка протекания естественных процессов в природе». Заумные слова из книжки, которые она вызубрила наизусть, но суть поняла, лишь сделав невидимое видимым. Подчинив поток осознанно.

Голова после того раза раскалывалась ещё дня три, и занятия пришлось остановить. К тому времени Гёда уже знала, чем может окончиться для волшебника «передозировка». Последствия бывали разными: от сердечного приступа до необратимых изменений мозга и всего организма, — чаще всего недуги копились, как бусины, нанизанные на тонкую нить, пока однажды та не рвалась под тяжестью очередного груза.

Гёделе надеялась никогда не испытать на своём опыте, что случалось потом. Многие бросали обучение на полпути, возвращаясь к привычной жизни, и магия им позволяла. Как не уставал повторять ей Рейнарт: быть волшебником — не просто талант, это профессия, которую каждый выбирает сам. Вот только магия не давала отпусков или больничных и не прощала измен. Те, кто уходил от неё, больше не возвращались.

— Каждую ночь? — Рейнарт подхватил Ливу и привычно опустил за пазуху. Та, видимо, нагулялась в одиночестве и решила вернуться в тепло.

— Почти, — Гёделе наморщила лоб, — только я не всегда помню. Перестала вскакивать среди ночи, а к утру остаётся только след. Осадок. Как знание того, что сон был. И всё.

Рейнарт кивнул.

— Ощущение страха?

— Нет. Скорее… тревоги.

Это было наиболее близким чувством. Мутное, как лужи под ногами, ожидание неизвестности. И досада оттого, что всё повторялось раз за разом.

Гёда бежала вверх по лестнице. По высоким крутым ступеням, которые вились бесконечной спиралью. Она так боялась опоздать, что сердце билось в груди, как безумное. Дыхание сбивалось, и воздух вырывался из лёгких с хрипами. К горлу подкатывал липкий ком тошноты. Она так боялась не успеть, что спотыкалась и падала, разбивая колени до кости. Она не знала, куда бежит. Знала лишь, что вот-вот случится непоправимое. И когда приходило это понимание, лестница обрывалась, позволяя ей упасть во тьму.

— Что ж… Сегодня мы попробуем от этого избавиться.

— Как? — Гёда посмотрела на него с нескрываемым замешательством. И толикой обиды. Если подобное возможно, то почему не сказал раньше?

— Для начала найдём прореху, — он остановился на небольшом клочке голой земли и внимательно взглянул на неё из-под упавшей на глаза светлой пряди. — Вернее, не так. Ты найдёшь прореху.

За окном кружились снежинки. Цеплялись за мутное стекло, рисуя на нём причудливые узоры, да так, что Гёделе, прижавшись щекой к раме, не могла разглядеть домов напротив. В камине потрескивал огонь. Не магический — самый обыкновенный, для поддержания которого требовались дрова, а не усилия разума. Лива, пригревшись, свернулась клубком на спинке кресла.

На кухне грохотала посуда. Девочка слышала, как хлопали дверцы буфета и шумела струя воды, бившаяся обо что-то жестяное. Старые часы с маятником показывали без двух минут пять. Не мог же Рейнарт затеять готовку вместо «сессии»?

Само это слово казалось ей неприятным. Отдающим какой-то болезненной стерильностью, будто едкий запах процедурного кабинета в госпитале. Слышишь его — и внутренне подбираешься в ожидании нехорошего, как перед уколом. Гёделе не боялась уколов, она просто воспринимала занятия по-своему, привычно именуя их уроками. Разве что в разы сложнее и без оценок по десятибалльной шкале.

Отвернувшись от окна, она скатилась вниз по спинке, вновь устроившись в глубоком кресле, как подобает. Капли воды, повисшие на кончиках пальцев, не раздумывая вытерла о подол. Потревоженный локтем пухлый том зашуршал страницами и шлёпнулся на пол.

Дремавшая Лива вскинула голову.

— Я так понимаю, уже прочитала вторую часть? — стоявший на пороге Рейнарт наблюдал, как она собирает рассыпавшиеся листы. — Иначе с чего бы тебе разбрасываться фамильными ценностями?

Покрутив в руках пыльную «ценность», Гёделе вернула её на полку и пожала плечами.

— А в чём смысл? Заумные тексты я могу понять — в них профессоры и академики описывают магию как науку, вроде той же физики или химии. Но какой прок от старых сказок? Это ведь… такое вообще детям нельзя читать!

Сказки для того и сочиняют, чтобы учить добру и дарить надежду на счастливый конец, а в историях Рейнарта ничего этого не было. Были жестокие короли и злобные чудища, которые пытались истребить друг друга, а мир меж тем тонул в огне и крови. И Гёделе совершенно не понимала, как эта жуть могла ей помочь продвинуться вперёд.

Скрестив руки на груди, она ждала ответа. Но Рейнарт не спешил. Опустившись на корточки, он подбросил в огонь полено. Часы тикали, а маятник летал; и всё также бились в замёрзшее окно снежинки.

— Сказки — лишь наполовину ложь, — вымолвил он наконец. — Куда как страшнее, если их принимают за непреложную истину. Есть те, кто обожествляет Королей Былого, со слепым фанатизмом стремясь вернуть то, что утеряно.

Гёделе наморщила лоб, припоминая слова, сказанные при первой встрече, когда Рейнарт стремился прогнать с порога незваную гостью.

— Искушённые магией умы всегда тянутся к новым горизонтам. К чему-то новому и неподвластному, но оттого лишь более манящему, — Рейнарт по-прежнему не мигая смотрел в огонь. — Многие из них объединяются ради достижения целей. Кто-то практикует руны, кто-то прибегает к ритуалам, кто-то… пытается прорвать Вуаль.