Вольфганг Хольбайн - Космическая чума. Сборник

Я проснулся перед рассветом с чувством, что что-то происходит. Это было не предчувствие гибели, иначе меня бы подстегнуло чутье. И не было что-то очень хорошее, потому что, предвидя это, я бы очнулся. Происходило что-то странное. Я начал поспешно одеваться и, натянув одежду, стал осторожно прощупывать соседние номера мотеля.

В первом номере находился какой-то торговец, в чем я убедился, исследуя его багаж. Второй номер занимала пожилая пара, нагруженная туристским шмотьем. В третьем номере приютился заезжий водитель грузовика, а четвертый наводнила банда школьниц, набившихся в единственную кровать, как сельди в бочки. Пятый номер был мой, шестой номер оставался свободным, седьмой тоже был свободный, но постель смята, а в умывальнике бежала вода. Дверь еще не захлопнулась, по маленьким ступенькам раздавался быстрый стук высоких каблучков и…

Я выскочил сломя голову из номера и опрометью бросился к машине. Одним движением открыл дверцу и нажал сцепление. Взвизгнули колеса, разбрызгивая грязь, автомобиль рванулся со стоянки, и моя голова откинулась назад.

Я сконцентрировал зрение и восприятие, выбирая кратчайший путь по автомобильной стоянке, заполненной стоящими машинами и деревьями, призванными придать ей некий уют. Я был слишком занят, чтобы уловить больше, чем слабый стук руки о дверную раму, пока дверь открывалась и закрывалась. А потом я уже был на хайвэе и мог немного расслабиться.

— Стив, — проговорила она, — зачем ты это сделал?

Ух! Передо мной была Мариан Харрисон.

— Я не просил тебя впутывать меня в это дело! — прорычал я.

— Но ты же не просил, чтобы тебя родили.

На мой взгляд, аргумент показался не очень логичным.

— Жизнь была вполне сносной, пока я не встретил ваших людей, — сказал я ей раздраженно. — И было бы лучше, чтобы вы исчезли. С другой стороны, жизнь — единственное, что у меня осталось, и она куда лучше смерти. Поэтому если я сделал твою жизнь несчастной, то свою сделал несчастной вдвойне.

— Почему бы тебе не устраниться? — спросила она.

Я остановил машину. Теперь я нашел ее болевой центр и старался не упустить его из виду.

— Почему ты хочешь, чтобы я отступился, Мариан? Неужели кому-то придется по душе, если я вытащу из кармана пушку и продырявлю себя кусочком свинца? Или осчастливлю кого-то, ворвавшись в ближайший музей переориентации и, пуская из носа дым, объявлю, что я чайник, сбежавший с плиты, прежде чем сомкнуть веки?

Мариан опустила глаза.

— А ты ждал, что найдешь у меня сладостное забвение? — Она тихо покачала головой.

— Тогда, во имя Господа, что тебе от меня надо? — проревел я. — Я такой, как есть, ни рыба, ни мясо, просто мерзкий и грязный. Я вряд ли отстранюсь, Мариан. Если думаешь, что угрожаю тебе или твоему роду, то перебираешь через край. Но если ты хочешь сбросить меня со счетов, то лучше скрути покрепче и пригони, криками ли, пинками, в ваш Департамент Отточенного Ума. Потому что моего уже не хватает. Понимаешь?

— Понимаю, Стив, — сказала она мягко. — Я знаю тебя, мы все знаем тебя и людей твоего типа. Ты не устранишься. Не сможешь.

— Тем более если меня загипнотизировали, — сказал я.

— Гипнотическое вмешательство Торндайка, — вскинула голову Мариан, — было почти ничтожным. Он только заронил идею, чтобы остаться впоследствии неопознанным, — объяснила она. — Нет, Стив, ты настроился на розыск по собственному почину. Все, что сделал Торндайк, так это слегка намекнул о нас и подтолкнул в нашу сторону. Ты же сделал остальное.

— Ладно, ты телепат. Может, ты тоже можешь совершать постгипнотическое воздействие и я скоро забуду внушенную мне идею?

— Я не хочу, — сказала она вдруг с внезапным жаром.

Я взглянул на нее. Не будучи телепатом, я не мог прочесть ее мысль, возникшую внезапно, но было ясно, что она убежденно говорит правду. Наконец я сказал:

— Мариан, если ты знаешь, что меня не переубедить логикой и аргументами, так чего же ты добиваешься?

Минуту она молчала, потом подняла ко мне глаза, засиявшие голубым цветом:

— То же, что мистер Фелпс, надеявшийся использовать тебя против нас, — проговорила она. — Твое будущее и твоя судьба связаны с нами, кем бы мы ни были — друзьями или врагами.

— Прямо мыльная опера, Мариан, — огрызнулся я. — А что, Катарина найдет утешение в объятиях Филиппа? А Стив Корнелл подхватит мекстромову чуму? А подлый дипломант Фелпс…

— Перестань! — взмолилась она.

— Ладно. Я перестану, если ты скажешь, что вы намереваетесь со мной делать теперь и зачем ты снова за меня уцепилась.

Она улыбнулась.

— Стив, я останусь с тобой. Частично для того, чтобы служить телепатическим придатком твоей команды. Если ты собираешься докопаться до сути. А частично для того, чтобы быть уверенной, что ты не влипнешь в какие-нибудь неприятности.

Мысленно я скривил губы. Мое седалище уже успело задубеть, пока я избавлялся от привычки пользоваться маминой защитой от стрел и ремней жестоких сокурсников и сокурсниц. С восьми лет я уже не прятался за женские юбки. Мысль о бегстве под защитой женщины вызывала такое же негодование, как у кота, которого гладят против шерстки, хотя я и знал, что Мариан здорово превосходит меня физически. Но оказаться под опекой подруги в сто десять фунтов…

— Сто восемнадцать фунтов…

— Было бы мне не по душе.

— Ты не веришь мне, Стив?

— Верю. Но лучше тебе остаться. Я сосунок перед такой женщиной, как ты. Они мне кое-что сообщили, а я оказался достаточно мягкотелым, чтобы показать им, что я не верю.

Она внезапно схватила мою руку, но вовремя отпустила, иначе бы сделала меня калекой.

— Стив, — сказала она серьезно, — поверь мне и возьми меня с собой. И позволь я буду твоей…

— Лучшей подругой, — закончил я с раздражением.

— Пожалуйста, не надо, — сказала она, понурившись. — Неужели ты никому не доверяешь?

Я холодно посмотрел ей в лицо.

— Слишком тяжело в этом мире нетелепату найти кого-нибудь, кому можно довериться. Да и с телепатом-то не так просто, потому что вряд ли телепат поймет, чем вызвано это недоверие. Так что…

— Ты не хочешь взглянуть фактам в лицо…

— Так же, как и ты, Мариан. Ты собираешься пойти со мной под предлогом, что желаешь мне помочь. Выражаю тебе свою признательность, но ты отлично знаешь, что я буду биться и биться, пока что-нибудь не проясню. И теперь скажи мне честно: пойдешь ли ты со мной до конца, поможешь ли прорваться и раскрыть тайну, или укажешь мне каналы, которые не дадут результатов и не причинят тебе вреда?

Мариан Харрисон на миг потупилась. Мне не нужна телепатия, чтобы понять, что я задел ее больное место.

Тут она подняла глаза и сказала:

— Больше всего на свете я хочу уберечь тебя от неприятностей. Ведь ты теперь понял, что много вреда в нашей маленькой междоусобной войне ты никому не причинишь.