Вольфганг Хольбайн - Космическая чума. Сборник

— Я рад видеть, что все эти слухи оказались выдумкой и вы не… пострадали от Мекстромовой болезни, — сказал я.

— Очень плохо, что вы все знаете, Стив.

— Почему?

— Теперь на нас легла дополнительная нагрузка. И даже на тебя. — Она задумчиво посмотрела на меня и добавила: — Ладно, входи и отдохни, потом побеседуем, Стив.

Мы вошли внутрь.

На диване жилой комнаты, накрытая светлым одеялом, забывшись легким сном, лежала женщина. Ее лица не было видно, но волосы, линии тела и…

«Катарина!»

Она повернулась и тут же села, еще не пришедшая в себя ото сна. Она протерла глаза ладонью, прогоняя остатки сна, и сквозь пальцы взглянула на меня.

— Стив! — вскрикнула она, и весь мир и душа зазвенели в ее голосе.

Катарина сделала один неверный шаг и вдруг рванулась ко мне. Она рухнула в мои объятия, обхватила меня руками и сжала.

Это напоминало нападение бульдозера.

Филипп стоял за моей спиной и несколько сдержал ее стремительный рывок, иначе я вышиб бы дверь, перелетел веранду и шлепнулся посреди двора. Ее сила сдавила мне грудь, выгнула спину. Ее губы смяли мои. Я задыхался от физического голода женщины, которая не осознавала силы своего тела. Единственное, что хотела Катарина, — это прижаться ко мне изо всех сил и никогда не отпускать, но для меня это означало смерть.

Ее тело оставалось таким же гибким, но приятное тепло и мягкость ушли. Оно стало похожим на гибкую сталь, мне показалось, что я держу бронзовую статую, снабженную каким-то чудовищным сервомеханизмом. Это была уже не женщина.

Филипп и Мариан оттащили ее от меня, пока она не успела сломать мне хребет. Филипп шепнул ей что-то на ухо и увел прочь. Мариан отнесла меня на диван и осторожно положила лицом вниз. Ее руки казались воистину нежными, когда она делала мне искусственное дыхание. Постепенно я начал приходить в себя, но каждый вдох заставлял содрогаться от боли.

Потом боль исчезла, уступив место душевным мукам: тяжело сознавать, что девушка, которую ты любишь, никогда не прижмется к твоей груди. Я содрогнулся. Единственное, что я хотел в жизни, — это жениться на Катарине, а теперь, вновь обретя ее, я оказался перед лицом факта, что первое объятие станет для меня последним.

Я проклинал судьбу, как инвалид, проклинающий свою болезнь, которая сделала его неспособным и обременительным для супруги, несмотря на ее привязанность и любовь. Проклятие! Слишком жестоким было наказание.

— Но почему? — не зная, что спросить, воскликнул я тоскливым голосом.

— Не вини себя, Стив, — отозвалась Мариан с нежностью в голосе. — Катарина пропала для тебя еще до того, как вы встретились тем вечером. То, что она принимала за мозоль на мизинце, в действительности было зачатком Мекстромовой болезни. Мы все пси-чувствительны к Мекстромовой, Стив. Так что, когда вы разбились и Фил с отцом бросились вам на помощь, они обнаружили ее присутствие. Естественно, мы ей помогли.

Должно быть, я выглядел очень несчастным.

— Послушай, Стив, — проговорил медленно Филипп. — Разве ты бы отказался от нашей помощи? Неужели захотел бы, чтобы Катарина осталась с тобой, чтобы наблюдать, как она умирает со скоростью одной шестьдесят четвертой дюйма в час?

— К черту! — проревел я. — Почему не дали мне знать?

— Мы не могли, Стив, — покачал головой Филипп.

— Поставь себя на наше место.

— А почему вы не хотите понять меня? — Конечно, я был благодарен им за помощь Катарине. Но почему никто не вспомнил об одном бедолаге, лежащем в больничной палате? Не вспомнил обо мне, похожем на птичку, которой пришлось скакать с жердочки на жердочку, стараясь отыскать след своей любимой? Я прошел через все жертвы и тяготы, меня допрашивало ФБР, подозревала полиция.

— Полегче, Стив! — воскликнул Филипп Харрисон.

— Ничего себе полегче! Чем вы оправдаете то, что втянули меня в эту кутерьму?

— Послушай, Стив. Мы в рискованном положении. Мы затеяли войну с беспринципным врагом, войну подпольную. Если мы откопаем что-нибудь против Фелпса, то выведем его и весь Медицинский Центр на чистую воду. Конечно, если мы уступим хоть на миллиметр, Фелпс прижмет нас так, что небо покажется с овчинку. На его стороне правительство. Мы не можем позволить бросить на нас даже тень подозрения.

— А как же я?

Он печально покачал головой.

— Здесь, как видишь, произошел обычный несчастный случай. Все авторитеты по-своему правы, считая, что в каждом автомобиле находится как минимум один водитель. И само собой они верят, что в каждой катастрофе должны быть жертвы, даже если ущерб, причиненный им, не больше испуга.

Я мог, конечно, поспорить, но решил сменить тему.

— А как насчет тех, кто просто скрылся?

— Мы проследили, чтобы были посланы правдоподобные объяснения.

— Вроде того, что написали мне.

Он пристально посмотрел на меня.

— Если бы мы узнали о Катарине заблаговременно, она бы… исчезла, оставив тебе банальную записку. Но кто же мог подумать о письме до ее исчезновения после аварии?

— А, ясно.

— И все-таки ты отыскал ее, живую и здоровую, не так ли?

— И никто не пожелал уведомить меня?

— Чтобы ты растрезвонил об этом, словно радиовещательная станция?

— А разве я не могу присоединиться к ней… и к вам?

Он покачал головой, как человек, старающийся объяснить, что два плюс два будет ровно четыре, а не пять или три с половиной.

— Стив, — сказал он, — у тебя нет Мекстромовой болезни.

— А как мне ее заполучить? — воскликнул я горячо.

— Никто не знает, — сказал он грустно. — Если бы мы могли, то снабдили бы всю человеческую расу несокрушимыми телами и потратили бы на это все свои силы.

— А я не могу вам чем-нибудь помочь? — спросил я. Наверное, мой голос звучал как писк жалкого котенка.

Мариан положила ладонь на мою руку.

— Стив, — сказала она, — тебе нужно успокоиться. Может, тебя ввели бы потом в курс дела и ты смог бы работать на нас в какой-нибудь мертвой зоне. Но вдруг ты станешь для нас опасен?

— Кто? Я?..

— Придя к нам, ты стал для нас угрозой.

— Что ты имеешь в виду?

— Дай мне покопаться в тебе. Расслабься, Стив. Я хочу почитать в тебе поглубже. Катарина, помоги.

— А что будем искать?

— Следы постгипнотического вмешательства. Найти будет довольно тяжело, потому что остались лишь следы замысла, все спрятано так, что кажется вполне естественным, логичным, обоснованным.

— Когда же они успели? — усомнилась Катарина.

— Торндайк. В госпитале…

Катарина кивнула, и я расслабился: Вначале это было очень неприятно. Я не желал, чтобы Катарина рылась в темных и пыльных уголках моего мозга, но вмешалась Мариан Харрисон.

— Подумай об аварии, Стив, — сказала она.

Я заставил свой сопротивляющийся мозг понять, что она старается помочь мне. Я мысленно и физически расслабился и вернулся назад, ко дню аварии. Мне было неприятно, но я снова прошел через любовную игру и сладкую полноту чувств, которая существовала между мной и Катариной, осознавая выдающиеся способности Мариан Харрисон читать чужие мысли. Но я отбросил всякую сдержанность и стыд и пошел дальше.