Кир Булычев - Книга первая. На полпути с обрыва

— Помолчали бы, Гофман, ваша судьба вызывает у меня большие опасения, — сообщил сизолицый доктор. — Я бы за вас и двух резан не дал.

— Я молчу, но это мне не помогает, — ответил Гофман. — Я попал в атмосферу всеобщей подозрительности и террора.

— Другой атмосферы я вам предложить не могу, — ответил сизолицый. — Нет у нас другой атмосферы. Так что кроме Гофмана и новенькой все свободны.

Он почему-то погрозил Коре пальцем и добавил:

— Только чтобы туда вот, напротив, ни ногой! Ясно?

Кора почувствовала себя беззащитной, как всегда беззащитен человек в больнице, где нет знакомого доктора или хотя бы сестры, к которой можно обратиться по имени и как бы призвать ее покровительницей против духов болезней.

— Не волнуйтесь, девушка, — сказал ей лобастый очкарик с красивыми губами, — в данный момент их в самом деле не волнует ничего, кроме предварительного знакомства с вами.

Он улыбнулся так мягко и даже застенчиво, что Коре сразу стало легче.

Все посетители этой «поликлиники» поднялись и потянулись к выходу. Кора осталась в коридоре одна. На месте не сиделось. Она поднялась и подошла к двери, в которую сизолицый доктор не велел заходить. Раз он не велел, значит, за дверью скрывалось что-то интересное, а может, и важное для разведчицы Орват. Так что Кора прислушалась, но ничего, кроме неясного рокота, не услышала.

Тогда она осторожно приоткрыла дверь.

За столом сидел еще один доктор. Грузный человек с убранными за уши длинными серыми волосами, неопределенного возраста, и у него был такой громадный мягкий обвислый нос, что придавал доктору сходство с морским слоном.

— Заходите, — буркнул доктор. — Раздевайтесь.

Он поднял голову. Увидел Кору и удивился.

— Я вас не знаю, — сказал он.

— Я тоже, — согласилась Кора. — Но доктор напротив не велел мне к вам ходить. Почему?

Главное — казаться очаровательной дурочкой.

— Почему? — Морской слон быстро приходил в ярость. Тяжелой тушей он поднялся над столом. — А потому, что эти военизированные коновалы не способны понять, зачем они здесь находятся, и думают, что будут мною командовать! Да Гарбуй их в порошок сотрет!

И с этим криком, чуть не раздавив Кору, морской слон вылетел в коридор, пересек его и ворвался в кабинет к своему сизолицему коллеге.

Посреди небольшого кабинета стоял совершенно обнаженный, голубой от холода или волнения Миша Гофман, вытянув вперед руки и поставив ноги вместе. Глаза его были закрыты. Сизолицый, не обращая внимания на вошедших, приказывал ему:

— Поднять правую руку, не раскрывая глаз поднести ее к кончику носа. Ну вот, промахнулись! Сколько же можно! А теперь левую руку… и только посмейте мне промахнуться, я вас тут же спишу в обслуживающий персонал и лишу усиленного питания… ну вот, лучшего я от вас и не ждал. Где у вас нос? Нет, это не нос, а это ухо!

— Доктор Клерий! — прервал монолог морской слон. — Вы успеете разобраться с этим неврастеником. Но меня интересует, какое вы имеете право хватать пришельцев, которые еще не прошли моего обследования? Вы понимаете, что ваши армейские интриги здесь не пройдут!

— Я сделал то, что считаю нужным. Девушку нашли наши сотрудники. Вы ее вообще проморгали. Где был ваш Гарбуй? Опять политикой занимался? Опять с президентом шептался?

— Не вам об этом судить!

— Нет, мне. За нами будущее. А вас мы отправим на помойку истории.

— Прежде чем вы успеете отправить, вы побываете на кладбище! — сообщил морской слон и со страшным ревом кинулся на сизолицего.

Но тот был готов к нападению. Отшвырнув в сторону маленького Мишу Гофмана, он схватил металлический стул и помчался на морского слона, который выхватил из верхнего кармана мясницкого фартука отлично отточенный пинцет и стал остро, резко, горизонтально махать им, чтобы выколоть противнику глаза.

Кора и Миша убежали из кабинета и оказались в коридоре. Вслед им неслись отдельные вопли и рев докторов.

Уйти далеко им не удалось, даже обменяться фразами они не успели, потому что двери с улицы распахнулись и в вестибюле поликлиники загремели, затопали, тяжело задышали солдаты в боевой форме, бронежилетах и с карабинами в руках. Окруженный ими, шел человек высокого роста с очень маленькой головой, откинутой назад, будто владелец головы только что отшатнулся от неприятного запаха или вида насекомого. Плечи господина были очень узки, затем туловище плавно и постепенно перетекало в живот и бедра, составляющие нижнюю часть этого конуса, а ноги были на редкость коротки, словно обрублены.

В отличие от солдат он был безоружен, если не считать шпаги, свисавшей с золотой перевязи, пересекающей темно-оранжевый мундир, расшитый серебряными дубовыми ветками. На голове офицера набекрень сидела красная каскетка, украшенная плюмажем из павлиньих перьев, которые все время задевали то за притолоку, то за люстру, а то и за потолок.

Натолкнувшись в дверях на Кору и Гофмана, усатый офицер на секунду задумался, затем сообщил:

— Тебя я знаю. Ты — Гофман, агент земных разведок, большой мерзавец. И я тебя задушу собственными руками. А вот девицу не имел чести… Я не имел чести или я имел честь?

— Мы не знакомы, — сказала Кора.

— Вот именно. Из этого я делаю вывод, что ты и есть наше новое приобретение, которое эти недоумки Гарбуя упустили, а мои соколы отыскали и привезли. Тебя солдаты привезли?

— Солдаты.

Офицер говорил хрипло, надрывно, напористо.

— Будем знакомы! — сказал он. — Полковник Рай-Райи, кавалер степени нежданного нападения.

— Кора, — ответила девушка. — Кора Орват, студентка Суриковского института.

— Степень имеешь?

— Степени не имею и не знаю, что вы имеете в виду.

— А то у вас как институт, сразу доктор или профессор. Слушать противно.

Вроде бы разговор шел по-русски, но собеседники друг друга не очень понимали.

— Чего я не хотел, — продолжал полковник Рай-Райи, — так это чтобы ты сперва попала в лапы молодчиков Гарбуя. Они из тебя вытянут, что им надо, а от нас могут и скрыть… Понимаешь?

Полковник показал на дверь, из-за которой доносилось рычание и звуки разбивающихся предметов — бой между докторами продолжался.

— Эти недоумки даже шпиона выследить не могут — хороши бы мы были, если бы оставили этого… — он показал на вздрогнувшего Мишу Гофмана, — на свободе. Откуда мы знаем, где его сообщники.

— Это трагическое недоразумение, — произнес Гофман.

— Я из тебя еще выбью добровольное признание, — пригрозил полковник Рай-Райи и, толкнув дверь сапогом, первым вошел в кабинет, где бились доктора.

Те не заметили, что появилось несколько зрителей, так как, разбежавшись по углам кабинета, метали друг в друга острые и тяжелые предметы. По лицам докторов сочилась кровь, на лбах и темени вздувались шишки.