Роберт Беннетт - Город лестниц

С весьма кислым выражением лица Незрев замечает:

– Жопу пытаетесь прикрыть, да?

– Не без этого. Но Урав – это неотъемлемая часть вашей мифологии – не нашей. Мы – не континентцы. А некоторые континентцы вполне способны приравнять убийство Урава к уничтожению бесценного произведения искусства.

– А ничего, – замечает Мулагеш, – что это произведение искусства сейчас шаромыжится по городу и людей жрет?

Шара кивает:

– Очень верное наблюдение.

Незрев недовольно кривится. Пока он мучается, не зная, какое решение принять, подходят, пошатываясь и загнанно дыша, трое полицейских: Виктор, тот самый офицер, которого послали предупредить Михаила и Орноста, и, судя по всему, эти двое. Один придерживает мокрую от крови правую руку.

– Михаил ранен, – докладывает Виктор. – Оно цапнуло его за руку, ну и… пары пальцев нет как нет.

Незрев некоторое время молчит. И смотрит, как перемещается подо льдом слабый огонек. А потом:

– Так, вы, оба двое, отправляйтесь в отделение, потом в госпиталь.

И переводит взгляд на Сигруда:

– Что тебе понадобится?

Сигруд оглядывается на реку:

– Мне понадобятся, – задумчиво говорит он, – две сотни футов буксирного каната, три куска корабельного каната каждый по сотне футов, фонарь, алебарда, три гарпуна и несколько галлонов жира.

– Чего-чего галлонов? – тихо интересуется Мулагеш.

– Жира, – отвечает Сигруд. – Животного жира. Если найдется, китового. Если не найдется – свиного или говяжьего.

Мулагеш переводит ошалелый взгляд на Шару, та лишь пожимает плечами: сама, мол, без понятия.

Сигруд поглаживает бороду:

– Да, и еще. Разведите большой костер. Он мне понадобится, когда я закончу. Потому что для этого дела мне придется полностью раздеться.

– Льняное семя, – говорит Шара и бросает его в котел с растопленным говяжьим жиром. – Горец. Бечевка с шестью узлами. И кедровая смола.

Она оглядывается на нагруженную всякой всячиной тачку – ее прикатили из посольства. С реки снова доносятся пронзительные крики. Она не обращает на них внимания.

– Соль и серебро. Хорошо бы иметь побольше того и другого…

Она бросает серебряную десертную ложечку в мешочек с морской солью и встряхивает его.

– Но надеюсь, и этого хватит…

И она высыпает содержимое мешочка в котел.

Питри зачарованно наблюдает за ее действиями: мол, глазам своим не верю!

– Вы действительно считаете, что это как-то подействует?

– Очень на это надеюсь, – отзывается Шара. Она набирает пригоршню марантового корня и бросает в котел. – Каждый из божественных фамильяров не переносил какого-либо элемента… Мы не можем с уверенностью сказать – как и всегда, впрочем, – поступили ли так Божества намеренно – возможно, с целью подарить своим смертным последователям средство защиты от собственных созданий, мало ли что те замыслят, – или это получилось случайно, и Божества, возможно в силу своей природы, просто не ожидали такого подвоха. Так или иначе, но божественных существ можно отогнать с помощью этих веществ: ибо они вызывали у фамильяров удушье, чесотку, паралич, даже смерть…

– Что-то типа аллергии? – спрашивает Питри.

Шара замирает, понимая, что Питри сейчас сказал то, что сайпурские историки уже годы как пытаются сформулировать.

– Да. Именно так.

– А что, у Урава аллергия… на все эти элементы?

– Понятия не имею. Но это вещества, которые всегда были не по нраву божественным существам. Надеюсь, – и она бросает в котел немного полыни, – что хотя бы пара из них подействует. Чем шире спектр, тем больше шансов на удачу, да.

Сигруд и полицейские капитана Незрева заканчивают приготовления: они перекинули веревку через мост и закрепили петлю узлом. Теперь Шара ясно видит, что Сигруд – моряк: узлы у него вяжутся мгновенно, вот он вскидывает бухты канатов на плечи, карабкается по мосту, словно у него на пальцах ног кошки. Он сбрасывает три корабельных каната с моста – они гулко обрушиваются на лед. Оставшийся конец буксирного каната, что-то около сотни футов длиной, он тоже сбрасывает на лед. Урав пока не обращает никакого внимания на их усилия, предпочитая разорять доки, находящиеся где-то в миле вниз по течению: видимо, надеется отыскать неосторожного глупца, пренебрегшего приказом об эвакуации.

Сигруд подходит к завернутому в провощенную парусину оружию. Поднимает гарпун с иззубренным наконечником толщиной в руку Шары. На конце у того железное кольцо – здоровенное, для невероятно толстой веревки. «Что же это за рыба, – мелькает в голове у Шары, – что на нее нужно ходить с таким гарпуном?» Сигруд пробует оружие на изгиб, удовлетворенно кивает, опускается на колени и проводит пальцем вдоль лезвия алебарды.

– Хорошая сталь, – замечает он. – И ковка хорошая.

– И ты не сомневаешься в правильности избранного пути? – спрашивает Шара.

– Мы такое и раньше делали, – отвечает Сигруд. – Никакой разницы не вижу.

– Это тебе не мховост !

– Тьфу, – презрительно морщится Сигруд. – Тоже мне чудище.

– Ну ладно. Но это и не дорнова , которую мы нашли в Аханастане, – замечает Шара. – Это тебе не какой-нибудь бесенок или мелочь пузатая, которую ты привык пачками убивать!

– А дальше ты скажешь – это тебе не дракон!

– Разве то был дракон? Так, дракончик! – И Шара разводит руки на три фута. – И потом, дракона добила я.

– Вот именно – добила. А бил – я, – отфыркивается Сигруд.

– Ты как-то несерьезно ко всему относишься. Мы, конечно, много чего интересного в жизни повидали, но вот это вот, – и она тычет пальцем в мерзлую реку, – это, считай, живое Божество. Такого мир уже много десятилетий не видывал!

Он пожимает плечами:

– Я же сказал, – вздыхает он. – Это тварь из воды. А там, в глубине, твари из воды все очень похожи. Неважно, кто их создал и откуда они взялись. Они похожи.

– И ты настолько уверен в себе, что действительно хочешь попытаться убить эту тварь в одиночку?

– Чем больше времени проводишь в море, – объясняет Сигруд, – тем больше учишься. Чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, что любые помощники только мешают.

И он сбрасывает свое пальто, рубашку, бриджи, оставаясь в обтягивающем и по-старомодному длинном нижнем белье. Под кожей у него перекатываются мускулы, бугрятся на плечах, спине и шее, но Сигруд не производит впечатления горы мышц, напротив, в облике его есть что-то волчье, какая-то узнаваемая худоба хищника, который сжигает больше энергии, добывая пищу, чем получает, питаясь.

– Убивать надо один на один – вот что я скажу.

– Иногда я… клянусь, иногда я так устаю от твоего позерства! – восклицает Шара.

Сигруд вскидывает на нее потерянный и немного тревожный взгляд.