Элис Хоффман - Паноптикум

На следующее утро она заявила, что слишком плохо себя чувствует, чтобы заниматься работой по дому, и осталась в постели. Поскольку было воскресенье, Профессор собирался посетить один из ипподромов на Лонг-Айленде, где он часто пытался удвоить свой капитал – или, по крайней мере, не потерять его весь. У Морин же это был выходной день, и она, по всей вероятности, намеревалась провести его с мистером Моррисом. Коралия быстро оделась и, выглянув из окна, увидела, что возница вернулся. Это было большой удачей, потому что план побега строился в расчете на него. Погода стояла теплая, и возница, сняв рубашку, спрыгнул с козел, чтобы привязать поводья к изгороди. Коралия убедилась в истинности того, что шептала ей как-то Морин: на теле возницы было много старых шрамов и рисунков, вытатуированных красной и синей тушью. На спине красовалось изображение летящей птицы, раскинувшей крылья от одного плеча до другого.

Возница не знал, что за ним наблюдают, а в одиночестве люди часто раскрывают свое истинное «я». Весело насвистывая, он стал вытаскивать из повозки рыбу, что было не так-то просто, потому что рыба была гигантской. Несомненно, рыбак, выловивший эту громадину, получил за нее где-нибудь приз и неплохо заработал, продав ее на рынке. Это необычное зрелище привлекло стайку птиц, устроившихся в кустарнике. Услыхав их щебет, возница на минуту оторвался от работы и протянул птицам конский корм на ладони.

– Угощайтесь, лапочки, – произнес он.

Как-то он объяснил Коралии, что это обыкновенные скворцы и в тени они кажутся черными, а когда кружат в воздухе, то в их перьях проблескивают фиолетовые, синие и зеленые пятнышки. За два десятилетия до этого сотня таких скворцов была ввезена из Европы и выпущена в Центральном парке. Поначалу всех привлекали их красиво переливающиеся перья, но постепенно их популяция росла, и когда тысячи скворцов заполонили сначала весь штат, а затем и страну, люди стали рассматривать их как напасть, был даже брошен клич включать в меню всех ресторанов пирог со скворцами. Возница, однако, считал, что скворцы ничуть не хуже ласточек и дроздов, люди просто не понимают их и недооценивают.

Когда Коралия открыла окно и окликнула возницу, он, обернувшись, издал удивленное восклицание и в смущении поспешно надел рубашку.

– Мисс, так ведь и напугать недолго. А если бы у меня было оружие? Даже думать не хочу, что могло бы случиться.

Коралия схватила сумку из воловьей кожи, которую приготовила заранее, открыла окно пошире и без лишних слов вылезла на крышу, как уже делала неоднократно, когда хотела понаблюдать за толпами в Дримленде или за тем, как садится солнце. Затем твердым шагом прошла к низкой крыше террасы.

– Мисс, идите обратно! – нервно крикнул возница. Он не испытывал в этот день желания работать, так как Профессор у него уже в печенках сидел.

Не слушая его, Коралия подошла к краю крыши, схватилась за ветку грушевого дерева и соскользнула по ней вниз. Дерево затряслось, скворцы испуганно взлетели.

– Вы не хотели слушать меня в ту ночь, когда я говорил, что погода неподходящая для плавания, – причитал возница. – Может, хоть сейчас послушаете меня и останетесь там, где вам полагается быть?

Вместо этого Коралия подошла к валявшейся на траве громадной рыбине.

– Для чего вы ее привезли?

Вырванная из своей родной стихии, рыба выглядела устрашающе. А между тем когда-то она была исключительно красива. Ее чешуя ослепительно сверкала серебром в лучах солнечного света, пробивавшихся сквозь листву.

– А бог ее знает. Это просто мертвая рыба, которая воняет, как всякая другая. – Возница вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб.

– Я думаю, это не просто мертвая рыба. – Коралия видела инструменты, которыми орудовал Профессор, и монстров, которых он изготавливал из разнородных частей. Ее пробрал озноб. – Похоже, отец хочет соорудить морское чудище, которое будет наполовину женщиной и наполовину рыбой.

Она подождала в саду, пока возница тащил рыбу в сырую яму около запертых дверей погреба и обкладывал ее мешками со льдом, чтобы она не грелась. Все это было заранее обговорено с Профессором, который уже разослал телеграммы в газеты, обещая разрешить Загадку Гудзона. Если он не представит в конце мая настоящую русалку, писал Профессор, то будет бесплатно пускать посетителей в свой музей в течение всего июня. Он, конечно, не собирался выполнять свое обещание, поскольку это бы его разорило.

– Вы должны заниматься своими обычными делами, – наставлял возница Коралию, увидев, что она его ждет. Но видел он также и знакомое ему упрямое выражение на ее лице. Она явно намеревалась поступить по-своему.

– А вы должны отвезти меня туда, куда я скажу. К нашему общему знакомому.

– К Профессору, что ли? – Возница пытался обратить все в шутку.

– Вы знаете, о ком я говорю. Он сказал мне, что это вы привезли его сюда. Если отец узнает, что фотограф попал в наш дом благодаря вам, вряд ли это ему понравится.

Дав вознице пищу для размышлений, Коралия вытащила из-под террасы камеру Эдди и пластины и отнесла их к экипажу.

– Хорошо, я отвезу это ему, – хитрил возница.

– Нет. – Коралия открыла дверцу и уселась на место для пассажиров, с нарочитым спокойствием сложив руки на груди. – Я сама отвезу.

Возница взволновался не на шутку.

– Будьте же разумны. Мы с вашим отцом договорились, что я доставлю рыбу. А насчет вас договоренности не было. Ваше поведение вас погубит. Если бы у меня была дочь, то я бы меньше всего хотел, чтобы она познала мерзкую изнанку жизни.

– Если бы у вас была дочь, вы бы наверняка хотели, чтобы она познала мир, как он есть, и могла жить с открытыми глазами.

Возница задумался над ее словами. Ему случалось делать в жизни страшные вещи, о которых он теперь глубоко сожалел. А по лицу Коралии было видно, что она полностью ему доверяет. Он этого не заслуживал, но, скорее всего, именно поэтому он отвязал коня и взобрался на козлы рядом с пассажиркой.

– Если бы я дорожил своей жизнью, ни за что бы не стал этого делать. Вам повезло, что я махнул на себя рукой.

Когда экипаж тронулся с места, сердце Коралии сильно забилось. Ее план больше не был умозрительным построением, он стал живым явлением из плоти и крови. Она сразу стала хозяйкой своей жизни, а не прячущейся за шторами или подслушивающей у замочной скважины трусихой. Мир был новым и свежим, она вдыхала воздух, пахший зеленью. Солнце светило прямо ей в лицо, так что невозможно было смотреть, не моргая. Все вокруг вырисовывалось очень четко и ясно: уличная суета, трамвай, катящийся в сторону Кони-Айленд-авеню, тень возницы, свистом побуждающего старого мерина ускорить шаг, покидая округ Кингз, и не знающего, что опасность уже позади.