Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

Но я отклоняюсь от моей истории. Когда мисс Коул повернула с Нок-Фергюс на Кэннон-стрит, она заметила нахального вида джентльмена, идущего в нескольких шагах за ней. Это был со вкусом одетый молодой человек, в красивом бледно-голубом пальто, шейном платке, полосатом жилете, ловко сидящих бриджах и белых шелковых чулках. На нем был черный сюртук, придававший массивности его фигуре, и башмаки на пряжках с каблуками, сильно увеличивающими его рост. Его слегка напудренные волосы были модно завиты по бокам и заплетены в косичку сзади. Какой замечательный представитель мужского пола! Однако поля его круглой бобровой шляпы были низко опущены, скрывая черты лица. От одного этого наблюдения более сообразительная особа могла бы затрепетать в предчувствии беды, но увы, этого не скажешь о вашей подруге. Похоже, ей доставлял удовольствие предполагаемый интерес молодого джентльмена, и она любезно замедлила шаг, приближаясь к своей ветхой гостинице. Только когда он оказался сбоку, она заметила стиснутый в его руке клинок.

Злодей подскочил к ней, высоко занеся лезвие. Раз, два! Он ударил ее сбоку, раз и другой. Нож разрезал зеленый шелк, как шип раздирает лепестки цветов, тело под ним расселось, словно спелый персик. Нападающий был зачарован появлением красных пятен на зеленой ткани, пока испуганный визг жертвы не пробудил его от этого, и тогда молодой человек пустился наутек, а мисс Коул неуклюже плюхнулась в обморок.

Какое незабываемое зрелище! Ей повезло сохранить хотя бы жизнь, но не достоинство. Намерения нападавшего остались загадкой, но я, признаться, удовлетворена его действиями. Можно сказать, я отомщена, ведь мисс Коул нанесла мне несмываемое оскорбление, столь откровенно показав свои намерения относительно вас вчера вечером, после того, как опустился занавес по окончании спектакля. Вину свою она усугубила сегодня утром, явившись на утренние репетиции с большим опозданием и спросив меня во всеуслышание, не поправились ли вы. Мне пришлось прибегнуть к импровизации и объяснить ваше отсутствие несвежим мясным пирогом, который приковал вас к постели со вчерашнего вечера и вредоносное влияние которого полностью вывело из строя как ваш ум, так и тело. (Мастерски исполненный намек, не правда ли?) Ваша подруга ухмыльнулась, прекрасно зная, что дома вы не ночевали, но мистер Льюис как будто удовлетворился моими вынужденными отговорками, так что ваша должность в театре пока остается за вами.

Посмотрим теперь, сможет ли бесстрашная мисс Коул со своими поврежденными ягодицами доковылять до Гудмен-Филдс на сегодняшний спектакль, или рана вынудит её пожертвовать своей единственной незабываемой репликой в пользу дублерши, как она любит называть мою ассистентку. Если она все же предпримет опасное путешествие к «Роялти», то, без сомнения, поведает вам о сумасшедшем монстре, напавшем на нее, и в качестве доказательства покажет свои поврежденные места. Интересно, в каком темном углу она замышляет сделать это? Достойные женщины могут лишь надеяться, что раны на ее заднице поставят, наконец, эту заносчивую шлюху на место.

Но хватит об этом. Я слышу, наша дочь плачет, а – господь свидетель – она видит миссис Бартлет много чаще, чем родную мать. После того, как я успокою ее, мне нужно успеть в театр и верить, что вы будете там, в абсолютно трезвом уме и с еще одной сказкой о том, где вы провели такую длинную сегодняшнюю ночь, наготове.

Всецело преданная вам,

ваша жена Элизабет.

Бери-стрит, 27, Лондон

8 часов, 6 марта 1788 г., среда

Моя дорогая супруга!

Не могу отрицать, что письмо, найденное мной этим утром в кармане ночной рубашки, поразило меня, но вы выглядели столь спокойной во сне – вполне заслуженном после вашего триумфа на сцене вчера вечером – что я не посмел будить вас. Я решил, что будет лучше оставить это письмо на подушке, чтобы оно приветствовало вас по пробуждении, так как у меня назначена встреча с Чарльзом Дибденом по поводу роли в его новой опере в «Лицеуме». Это могло бы значительно улучшить наше положение, и я уверен, вы не будете недовольны тем, что я покидаю вас, не обсудив вопросы, затронутые в вашем послании.

Во-первых, я должен оправдаться. Вы совершенно не так поняли меня! Моя дружба с мисс Коул – не более чем дружба. Почему вы полагаете, что я мог бы найти другую женщину, более притягательную, чем вы? Весь Лондон аплодирует вашим талантам – вашему голосу, вашей способности вдохнуть жизнь в любую роль. Почему ваш муж должен думать о вас хуже, чем публика? Вы продолжаете сомневаться во мне, но, как сказал мистер Бельвиль капитану Бельвилю, человек, желающий стать благородным, уже является таковым. Мисс Коул прибегает к моему опыту время от времени, это правда. Она хочет сделать себе имя на сцене и считает, что я могу ей помочь. В конце концов, я знаю наизусть все самые известные пьесы, моим голосом восхищаются. Не такая уж большая жертва с моей стороны обучить ее одной или двум песенкам, а ничего более между нами нет.

Но мне интересно, откуда вы узнали о нападении на эту леди? Вы описали все так точно! Конечно, вы знаете, что мисс Коул пришла в театр вчера на вечернее представление, так как очень опасалась кары за позаимствованное платье. Да, она зашила прореху и свела пятна крови с ткани, но не смогла свести следы надругательства со своего сердца. Негодяй был не меньше шести футов ростом, крепкого телосложения, а его клинок был просто ужасен, как сказала мисс Коул. Она уж думала, что погибла, когда увидела лезвие. Ничего другого она не имела в виду, показывая свою рану. Нападавший был страшен! Рана по меньшей мере восьми дюймов в длину, и мисс Коул была так взволнована, что обычного аптечного бальзама оказалось недостаточно, чтобы ее успокоить. Злодей все время вспоминается ей, когда она пытается забыться сном.

И, когда Вы встанете после Вашего сна, я буду дома, и мы сможем обсудить этот предмет более подробно. Надеюсь, у меня будут хорошие новости о нашем будущем.

Восхищающийся вашим талантом,

ваш муж Генри.

Тонкий, зеленоватый лучик света, струившегося на лицо, выманил меня из небытия. Пахло чем-то неприятным – аромат серы пополам с благоуханием гнили. Я попытался встать, но не смог и пошевелиться: волглая ткань прижимала локти к бокам плотно… точно саван! Страх вонзился в мозг, точно клюв прожорливой чайки – мертв! Мертв и погребен на дне морском! Пока тьма толкала мою сопротивляющуюся душу в пропасть, вокруг поднялся ужасный грохот – громче, громче, громче. И, когда тени почти утащили меня, я понял, что звук, раздающийся у меня в ушах, – это трепет моего собственного сердца и я еще не сдался на милость могильных червей.