Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

Согласно планировке здания, для своих ночных походов непутевая парочка студентов могла выбрать только один маршрут, который пролегал мимо комнаты коменданта, от одной лестницы к другой, находящейся на подступах к холлу. Прямо рядом с подъемом на второй этаж Макалистер присмотрел неприметную кладовку, тонкая дверь которой могла бы послужить ему укрытием, не заглушая звуков из коридора. Дождавшись отбоя, Генри вышел из комнаты и быстро добрался до кладовки. Свет включался снаружи, но мужчина заранее убедился в том, что он не проникает сквозь щели, и притаился. Если от бесбашенного австралийца Сэма всегда ожидаешь чего-то подобного, то Хибики его удивил. Бесстрастный, спокойный, даже равнодушный парень с холодным отстраненным взглядом меньше всего вязался с образом ночного посетителя женской половины. Однако операция уже вошла в решающую стадию. Послышались шаги и приглушенные голоса.

– Если Минако опять устроит какую-нибудь потустороннюю фигню, я пас, – на повышенных тонах заявил Сэм. – Достало уже. Привидения, привидения… – Он противно взвыл и тут же перешел на сдавленный смех.

– Мне казалось, от нее ты готов терпеть любую блажь, – подколол Курихара. Парни как раз подходили к кладовке.

– А ты послушно идешь со мной, как только слышишь упоминание о малышке Николь.

– Заткнись!

– Учти, ее сегодня не будет. Наша французская конфетка совсем умом тронулась после ухода Накамуры. – Генри припал к двери, жадно вслушиваясь в излияния Сэма. – А жаль, такая мордашка пропадает…

– Все сказал? – глухо огрызнулся Хибики и, судя по шлепку, несильно ударил друга по коротко стриженному затылку. – Тогда шагай молча, пока ни на кого не нарвались.

– Скажем, что в туалет пошли. Вместе. Такое иногда случается. Ай! Больно же!

Они поравнялись с кладовкой, Генри отступил вглубь, случайно задев прислоненные к стене швабры, ловко их поймал, не дав упасть, но шум все равно должен был спугнуть мальчишек. Макалистер разозлился на себя за неосторожность, такая засада и все зря.

И тут свет погас.

Стало так темно и тихо, что звук вырывающегося из груди, ставшего вдруг поразительно хриплым, дыхания казался неимоверно громким. Генри прижал ладонь ко рту, борясь с нахлынувшей дурнотой. Никто не мог знать, что он с детства страдал клаустрофобией, никто не мог специально выключить свет, оставив его одного в тесной, два на два метра клетушке. Генри заставил себя дышать ровно, отнял руку от лица и сделал шаг к двери. Толкнул. Не получилось.

– Черт! – Он налег на преграду всем весом. – Проклятие!

Руки затряслись, а ноги внезапно стали ватными. Генри вцепился в дверную ручку, но липкие потные ладони соскользнули с нее. Воздуха не хватало, легкие горели огнем, а с пересохших губ срывались судорожные полувздохи полувсхлипы. Генри охватывала давящая паника, которая стирала из головы все разумные мысли. Кромешная тьма вгрызалась в мозг сотней острых игл, храбрый шотландец сполз по стене, разом превратившись в десятилетнего мальчишку, которого случайно заперли на ночь в холодном сыром погребе. У него был низкий каменный потолок, с которого изредка срывались тяжелые капли, а к массивному деревянному люку вела приставная лесенка. Маленький Генри долго плакал, звал маму, а потом просто вцепился руками в ледяные металлические перекладины и, прижавшись к ним всем телом, часто дышал, уставший от рыданий и измученный страхом. Отец всегда учил Генри быть сильным и храбрым, и Генри честно старался стать настоящим шотландцем, чтобы с гордостью носить фамилию Макалистер. А тогда он плакал, как девчонка, навзрыд, стыдился сам себя, сжимал кулаки, но темнота окутывала его черным плащом, и он тонул в ней, как в растопленной смоле. Темнота забивалась в нос и горло, не позволяя дышать. Генри сполз на пол, чуть присыпанный влажной соломой, и расширенными от ужаса глазами уставился вверх, на вожделенный выход. И тогда впервые увидел мертвеца.

Разумеется, он испугался, но сил было так мало, что на полноценный испуг их не хватило, к тому же девочка, хоть и была полупрозрачной и мягко мерцала, вовсе не казалась страшной. Она присела на корточки рядом с ним и заглянула в глаза. Генри никогда прежде не видел таких глаз, как у нее, – бесцветные, будто выцветшие, как и вся ее фигура, и в них будто закручивались водовороты, свинцово-серые, как зимнее море.

– Привет, – поздоровался Генри. – Ты кто? Я тебя знаю?

Она покачала головой, а потом вдруг упала вперед, прямо на него. Генри почувствовал, как сквозь сердце проходит невыносимый холод, кожа леденеет и все внутри него точно покрывается коркой льда.

Утром мальчика обнаружили, достали и отогрели. А когда он рассказал про сияющую девочку и описал ее, мама разрыдалась, а отец рассказал, что это была ее сестра, утонувшая в море в раннем детстве.

Макалистер сжал голову руками и тихо заскулил. С тех пор он приобрел эту позорную фобию, которую приходилось тщательно скрывать. Хорош же будет бьющийся в истерике полицейский, застрявший в обесточенном лифте. Только один человек был в курсе, но она надежна, как скала. Генри пытался зацепиться за мысль об оставшейся в Англии подруге, но сознание плыло, и мужчина больше не мог сопротивляться удушающему ужасу.

– …Генри! Посмотрите на меня. Ну же… Генри…

Макалистер открыл глаза, но не увидел ничего, однако было мягко и тепло, и тихое шуршание ламп внушало надежду.

– Генри, не пугайте меня так.

Затылка что-то легонько коснулось, Генри дернулся и обнаружил, что сидит на полу, уткнувшись лицом в колени Кимуры. Будучи совершенно дезориентированным, британец несколько раз растерянно хлопнул мокрыми ресницами, соображая, что с ним произошло. Потом вспомнил и судорожно схватил Сорату за края расстегнутой спортивной куртки.

– Боже, Сора! – с трудом подавил всхлип. – Это ты…

– Точно подмечено, – ровным тоном подтвердил он, аккуратно пытаясь отодрать пальцы шотландца от своей одежды. – Возьмите себя в руки и скажите уже, как оказались заперты в кладовке? Эй, меня в руки брать не надо. – Он дернулся было, но Генри отцепился от куртки и стиснул парня в излишне крепких объятиях. – Да что на вас нашло?!

– Я… Ох, Сора… – Макалистер втянул носом исходящий от повара запах ванили и нехотя отстранился. – Прости.

Генри уперся руками себе в колени и опустил голову. Ему должно было быть стыдно за то, что его застали испуганным и плачущим, но пережитое все еще не отпускало его, а присутствие Сораты внушало такое спокойствие, какое Генри не испытывал уже много лет.

– Никому не говори, ладно?

– Можно было и не просить. – Кимура поднялся и протянул руку. – У всех свои страхи, в этом нет ничего такого, чего стоило бы стыдиться.