Мария Дубинина - Дзюсан. Академия-фантом

Генри передернуло от одной только мысли, но она более всего походила на правду – «Дзюсан» был прикрытием для нелегальных опытов над людьми. Генри пока не мог сказать, в чем они заключались, перевод дневников ему в этом не сильно помог, он понял лишь, что исследования Дикрайна касались чего-то околонаучного, больше похожего на алхимический бред.

Академия с названием «Тринадцать», тринадцатый год существования, тринадцать жертв.

Макалистер почувствовал такой холод, будто все духи Академии проходили сквозь него. Он почти слышал их мольбы, их крики о помощи. Но столько всего еще было непонятным, столько…

– Мистер Макалистер!

Николь сидела на корточках возле кровати и держала что-то в руке. Курихара оставил спор с Руми и подошел к ней.

– Макалистер, вы должны это увидеть.

Генри присел рядом, и Николь протянула ему раздавленные наушники. Наушники Сораты. Макалистер вытянул руку и с удивлением увидел, как кожа покрывается мурашками.

– Сквозняк, – пробормотал он и поводил ладонью над полом, от которого ощутимо тянуло холодом. Неудивительно, что Кимура не мог спать по ночам и бродил по зданию. – Откуда сквозняк?

Курихара выпрямился и взялся за изголовье кровати:

– Давайте ее отодвинем и посмотрим.

Вместе они сдвинули кровать, и забытая всеми Асикага присвистнула:

– Вот это номер! А у Сораты тут неплохой тайничок.

Доски пола были перечеркнуты глубокими царапинами от ножек, кровать неоднократно двигали, а вот зачем – это стало ясно довольно скоро.

– Это еще один тайный ход, – оповестил Генри мрачно, и Николь испуганно прижала ладонь ко рту:

– Кимуру-сана увели через него?!

Макалистер с сомнением покачал головой:

– Едва ли. Следы довольно старые.

– Какого… – Руми вовремя оглянулась на Николь, – черта тут вообще творится? Где Сората?

У Генри голова шла кругом от беспокойства, постоянного напряжения, недосыпа, а тут еще и эти вопросы, на которые он просто не успевал ответить. Он подошел к Руми и положил ей ладони на плечи. Девушка задрала голову, с подозрением глядя на британца снизу вверх.

– Руми, – проникновенным голосом начал Генри. – Когда весь этот кошмар закончится, я все тебе расскажу, честное слово, а Сората поддержит. Но не сейчас. Пожалуйста, возьми Николь и побудь с ней, пока мы с Хибики не вернемся.

Ода попыталась возразить, но Курихара шепотом велел ей помалкивать. Руми долго не отвечала, не в ее привычках было подчиняться мужским приказам. Потом серьезно кивнула:

– Хорошо. Идем, Николь. Пусть мальчики со всем разберутся.

Ода упиралась, просила ее не прогонять, но Генри вздохнул с облегчением, когда за девушками, наконец, закрылась дверь. Внутри все плотнее сжималась тугая пружина тревоги.

– Ты тоже можешь уйти, – обратился он к парню. – Это с самого начала было только мое дело.

– Как мне потом смотреть в глаза Сэму? – усмехнулся Курихара. – Он бы с меня шкуру спустил за трусость и до самой моей смерти мешал читать по вечерам. Запомните, пожалуйста, это теперь и мое дело тоже. Открываем?

Люк поддался не сразу, и сырой запах, идущий из глубины подземелья, живо возродил в Генри все столь тщательно отгоняемые страхи. Макалистер резко выдохнул и спустил ноги на шаткие ступеньки, погружаясь с головой в холодную тьму.

Руми воспитывали по всем канонам и традициям, но, как девушка любила говорить, отец слишком хотел сына, вот и получилось то, что получилось. Асикага Руми, дочь главы токийского клана якудза, ненавидела подчиняться, а подчиняться мужчине она не любила вдвойне. Даже если этот мужчина – в данном случае даже целых два – был ей глубоко симпатичен.

– Асикага-сан, – Николь быстро смирилась с участью сторонней наблюдательницы, хотя отчаянно рвалась на помощь вначале. – Вы пойдете за ними, так ведь?

Но кроме вбитых в юную голову стереотипов женского поведения Руми видела в ней и совершенно неженскую проницательность и ум. Однако солгала легко и непринужденно:

– Нет. Готова поспорить на что угодно, Генри-кун прекрасно справится и сам.

– А Кимура-сан? – Ода присела на край постели и взволнованно стиснула подол юбки. – С ним все будет хорошо?

На этот раз Руми потребовалось время, чтобы ответ не прозвучал фальшиво:

– Генри-кун его спасет. Костьми ляжет, но не допустит, чтобы хоть волос упал с головы его драгоценного Сораты. – Асикага улыбнулась. – Я их уже как облупленных знаю. Эта парочка нас всех переживет.

Николь тогда ничего не ответила. И сейчас, идя по привычно пустому, но в это утро отчего-то особенно сумрачному коридору, Руми прокручивала их короткий разговор в памяти и вспоминала взгляд, которым Ода наградила ее на прощание. Как будто видела насквозь вместе с ее наигранно оптимистичными заверениями.

Руми на ходу закинула руки за голову и потянулась:

– Чтоб вас всех, – прочувствованно выдохнула она. – Не бросать же идиотов?..

Руми хватило ума сложить два и два и понять, что Сората вляпался в опасную историю, и появление Макалистера в Академии этому если не способствовало, то в любом случае не было случайностью. Случайности в «Дзюсан» вообще явление редкое, с таким-то руководством. Но в одно из ей же сказанного Руми верила прочно – Генри не даст другу пропасть, даже если придется пожертвовать собой. А именно этого Руми бы предпочла избежать. Нет, без нее мальчики точно не справятся.

Девушка остановилась в шаге от выхода из женского общежития. Ее комната была первой, только руку протяни.

Вернуться?

Асикага взлохматила короткие волосы, фыркнула и быстрым шагом направилась к холлу, в сторону мужской половины, ругаясь на саму себя вполголоса. Пересекла холл и, войдя в неуютную полутьму узкого коридора, увидела впереди долговязую фигуру. Мужчина шел уверенно, не прятался и не стеснялся, хотя было несколько странно видеть садовника, держащего курс прямиком в кабинет замдиректора. Руми крадучись шла в отдалении и, конечно, не могла не заметить, как Йохансон без стука вошел внутрь.

А спустя минуту Руми последовала за ним.

Об отсутствии фонарика пожалеть не пришлось. Через десяток шагов вдоль вырубленных в породе стен появились слабые огоньки, мигающие и неверные, но это все же лучше, чем могло быть. Генри не хотелось признавать своего страха, однако в полной тьме тот бы все равно прорвался наружу.