Михаил Шуваев - Чужая игра

– А как часто сюда прилетают, чтобы забрать металл? – спросил он.

– Не знаю, господин Сноу. Все, что могу сказать, так это то, что прилетают за грузом по мере необходимости, – ответил Волков, оторвав взгляд от коммуникатора.

– А все-таки, Волков, мне кажется, этот вопрос совсем даже не праздный, судя по развитию событий… – встрял швед.

– Типун тебе на язык, Айво! – всплеснул руками Ричард. – Ну, вот что ты каркаешь?

– Сектор 24! – прочитал на одной из дверей капитан.

Астронавты разом замолчали и остановились. Сноу выступил вперед и взялся за ручку. Дверь чуть сдвинулась вбок и замерла. Тогда Ричард снова пустил в ход свою фомку и сдвинул панель так, что можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Они оказались в очередном туннеле – довольно узком и таком же темном. Коридор уходил вправо и влево от двери, в которую они только что пролезли. Волков сделал несколько шагов вправо и посветил на стену фонариком:

– Идемте, вот номер 24Е, нам в самый конец.

Группа двинулась вперед, стреляя узкими лучами фонарей. Прошли 24D, 24С, 24В…

– Вот и 24А! – остановился Волков.

– А почему дверь открыта? – выступил вперед Сноу.

Действительно, металлическая пластина двери с номером 24А и надписью ниже «кислородная» была сдвинута вбок. Сноу быстро заскочил внутрь и осмотрелся. Вот он, стеллаж с кислородными баллонами! Ричард распахнул дверцы и стал осматривать полупустые полки с редкими, лежащими горизонтально в специальных пазах баллонами. К нему присоединились Волков и Блумберг, но цифрового накопителя не было.

– Черт, здесь и спрятать-то некуда… – бормотал Волков, снимая с полки очередной баллон. – Даже флэшку…

– Тихо! – вдруг понизив голос и замерев, произнес Сноу.

В пустынной тишине терминала, где-то вдалеке, возник негромкий гул, и сразу вслед за этим, с громким щелчком мигнуло и погасло аварийное освещение. Зашумели вентиляторы, снова погнав воздух по коробам. Нестерпимо ярко для глаз, привыкших к полумраку, зажглось стандартное освещение.

– Ну, наконец-то автоматика сработала! Долго, однако, она раздумывала…

– Тихо! – снова громким шепотом остановил Блумберга Сноу. – Что это?

Из коридора явно донесся звук закрываемой двери. Сноу приложил палец к губам и жестом показал, чтобы Волков шел с ним, а Айво остался на месте. Выскользнув из кислородной, офицеры, стараясь как можно тише греметь магнитными набойками, крадучись направились к основному коридору, а оттуда к решетчатой лестнице на нулевой этаж. Вдалеке раздался легкий шум и взвыл невидимый электромотор, сразу понизив тон, видимо, приняв нагрузку.

Сноу и Волков выглянули в центральный коридор нулевого этажа – никого, только где-то неподалеку продолжал тихонько работать электропривод.

– Что это может быть? – обернувшись к капитану, прошептал Сноу.

Волков лишь пожал плечами. Наконец, они добрались до покореженной двери в диспетчерскую, так никого и не встретив на своем пути. В зале все оставалось по-прежнему, ничего не изменилось.

– Айво, ты слышишь меня? – спросил в гарнитуру Сноу. – У тебя что-нибудь есть?

– Пусто у меня, спецагент, шаром покати, – донеслось из наушника.

– Давай сюда. Судя по всему, нас опять опередили.

Тем временем Волков подошел к пульту и включил обзорный экран. Перед астронавтами развернулась мрачная монохромная панорама астероида и звездного неба. Несколько зазубренных острых скал ярко пылали, освещенные желтовато-белым светом Арктура. Астероид медленно вращался, и скоро на этой стороне наступит день. Станет жарко, и климатической установке придется переключиться и работать на холод. Сноу усмехнулся, вспомнив недовольство Блумберга местной неприветливой прохладой.

Волков зачем-то открыл кожух пульта и, ворча себе под нос, стал копошиться внутри. Спустя пару минут в зал ввалился Блумберг, порвав комбинезон, зацепившись на уровне плеча за торчащий из двери винт.

– Понатыкали всякой дряни, – пробормотал он, кося глаз на продранную материю и разглаживая рукав. – Пройти невозможно.

– Смотреть надо, куда идешь, а не ворон на ходу считать. Ты мне лучше, вот что скажи: что мы теперь делать будем? – снова повернувшись к экрану, спросил Сноу.

– Точно могу сказать одно, – остановившись у него за спиной, сразу ответил Блумберг каким-то странным сдавленным голосом. – Улетим мы отсюда нескоро.

– Это еще почему?.. – не понял Сноу и осекся, осознав, наконец, то, что ускользнуло от его внимания при возвращении в диспетчерскую, и что сразу увидел Айво.

На большом обзорном экране, где все ярче разгорался короткий астероидный день, четко виднелись горы, постройки терминала и размеченная на квадраты посадочная площадка. Пустая. Флаера Волкова на ней не было!

Человек в скафандре зашел в ходовую рубку флаера и опустился в кресло. Секунду-другую неподвижно сидел, потом пробежался пальцами по панели управления, и сразу же многие индикаторы отозвались на эти прикосновения изменением цвета. На вспыхнувших мониторах появились графики состояния отдельных систем: корабль был готов к взлету. Тогда незнакомец пристегнул ремни безопасности, взялся за джойстик управления и, дождавшись, когда отсоединится раструб гибкого переходного тамбура, мягко поднял флаер, развернулся и полетел прочь от астероида. Спустя несколько секунд яркая точка корабля слилась с мириадами звезд, переливающихся на угольном небосводе.

Дуглас Пирс сидел в приемной Дон Кимуры в ожидании вызова. Знаменитая на весь КОНОКОМ папка лежала на коленях, а внушительный пучок ручек и карандашей как всегда торчал из кармана коричневого пиджака. Секретарша Белла, по своему обычаю, больше была занята маникюром, и не пыталась никак скрасить скуку начальника аналитического отдела. Наконец у Пирса затекла спина, и он, положив бумаги на краешек журнального столика, встал. Столешница, приняв на себя груз внушительной папки, слегка качнулась – ножек у гравикомпенсационного стола не имелось. Пирс распрямил спину и подошел к огромному панорамному окну.

С восьмисотметровой высоты, на которую вздымалось здание «Сатурн», являвшееся офисом КОНОКОМа, раскинулась великолепная панорама Брюсселя – города, где сосредоточено большинство центральных представительств основных международных организаций. Безоблачное голубое небо, расчерченное тут и там потоками флаеров и флайтов, подернулось легкой дымкой, которая не предвещала ничего, кроме знойной жары. Это лето выдалось необыкновенно жарким и душным. Жители гигантского мегаполиса старались в это время поменьше бывать на улицах, невзирая на то, что многие артерии города были закрыты прозрачными стеклянными крышами и оборудованы мощными кондиционерами с кислородными обогатителями. Как встарь, люди искали прохладу на берегах рек и морей и бежали из крупных городов. К тому же период отпусков был в самом разгаре и жизнь в Брюсселе, можно сказать, замерла.